Немногие пешеходы, встречавшиеся Роберту на этих разрушенных улицах, оставались безучастны, словно уныние окрестностей до них уже не достигало. Порой он замечал поодаль группы из десяти-двенадцати рабочих и работниц – по-видимому, они закончили смену и направлялись домой. Всякий раз, когда он подходил ближе, они спускались в подвальный лаз одного из зданий, вероятно связанный с катакомбами.
В никому теперь не нужных, разбитых жилищах тоже попадались люди, искали среди завалов уцелевшие остатки домашней утвари, выковыривали из обломков кусок жести или обрывок провода, собирали щепу в висящие на плече объемистые сумки. Бродили вокруг, точно боязливые, вконец измотанные кладоискатели. Ощутив на себе взгляд чужака вроде Роберта, они делали вид, будто пришли сюда просто так, прогуляться, не хотели, чтобы их заподозрили в мародерстве. Одни, как дети, простодушно смотрели в небо, другие сосредоточенно отряхивались или, если были обуты, пучком травы смахивали с башмаков известковую пыль. Роберт отворачивался и шагал дальше. Один раз ему вслед полетели камни, правда, в цель не попали. Он оглянулся, но народ уже опять рылся в развалинах.
Порой из оконного проема мертвого дома высовывалось лицо, глядело вниз, на улицу, будто пересчитывая прохожих в том или ином направлении или вслушиваясь в тишину, в которой и Роберт чуял что-то пугающее. Стоило ему свернуть с выбранной дороги в боковой переулок, как он тотчас терял ориентацию, не знал, находится ли по-прежнему внутри протяженного городского комплекса и в какую сторону надо идти, чтобы потихоньку выбраться в окрестности гостиницы или Архива. Первоначальный план – достичь границы города – пришлось оставить, так как солнце уже клонилось к закату и тени начали удлиняться.
Когда он в раздумье стоял на каком-то перекрестке, издалека до него донесся гул множества голосов. Он пошел на этот звук, который вскоре усилился и упорными своими волнами отчетливо наводил на мысль об оживленной суматохе еженедельного рынка. Громкие возгласы сопровождались то наплывающим, то затихающим шумом большой толпы. Ухабистая улица, по которой быстро шагал Роберт, пологой дугой уводила все дальше вниз, глухое невнятное многоголосье нарастало, и когда за последним поворотом дорога распахнулась, он увидел продолговатую, мощенную камнем площадь, по одну сторону которой, бурно жестикулируя, перекатывалась туда-сюда людская толпа, сбившаяся в большие и малые кучки. К этой площади, расположенной в низине, со всех сторон лучами сбегались улицы. Склады и невысокие базарные павильоны, чьи нижние этажи почти не показывали следов разрушения, окаймляли эту арену. Наблюдая за здешней суетой чуть сверху, Роберт обнаружил, что собрались тут одни только мужчины.
Несчетными кучками они толпились повсюду, возбужденно разговаривали и вроде бы спорили, в итоге некоторые вдруг уходили и присоединялись к другим группкам, к новому торгу. Чтобы выяснить смысл происходящего, Роберт тоже спустился на площадь и медленно пошел по краю ее овала. Вдоль фасадов лишенных крыш торговых павильонов тянулась каменная галерея, где под стрельчатыми арками устроились торговцы-разносчики, предлагавшие на кое-как сколоченных прилавках свои скудные товары. Большей частью напоказ были выставлены бытовые предметы, подержанные, старомодные вещи. Тут – две-три пары курток и брюк, ремни с серебряными пряжками, галстуки и пестрые платки, там – всевозможные ботинки и сапоги, зачастую в весьма сомнительном состоянии. В других местах висели на плечиках мятые костюмы разных размеров, куртки от национальных костюмов и допотопные крестьянские жилетки, среди них в беспорядке лежали штопаные чулки, носки, рубашки, шляпы и сетки. Одежда преимущественно мужская, вдобавок трости и суковатые палки, лишь изредка на лотках попадались белье и одежда, предназначенные для женщин. Да и то неизменно мишурная дешевка. Торговцы, подобрав под себя ноги, сидели на бочонках – зрелище весьма странное – и с недоверчивым прищуром наблюдали за окрестностями. Однако толчеи возле прилавков не было и в помине, лишь изредка кто-нибудь мимоходом останавливался, смотрел на разложенные вещи и шел дальше. Похоже, ни один вообще не собирался ничего покупать.