Город за рекой

Теперь это удвоенное «я» шагало по обе стороны от него, то причудливо вытянутое в высоту, то гротескно приплюснутое. Непомерно большая, тяжелая голова сидела на крохотных дергающихся конечностях, а затем, непомерно узкая, парила над массивными телесами. Точно завороженный, он шел навстречу себе, шагал сквозь себя, следовал за собой. На зеркальной поверхности вспыхнула надпись: Gnothi seauton – «Познай самого себя»; потом еще одна: Tat twam asi – «Это ты, вот это ты». Голова у него шла кругом. Словно в угаре, вокруг плясали отражения его «я». Когда он остановился посредине помещения, замерло и все вокруг.

В поисках выхода Роберт ощупью пробирался вдоль гладких зеркальных стен, но они внезапно отступали вглубь или неспешно выпячивались, каждый раз заканчиваясь тупиком. И всюду он снова и снова видел только себя, сталкивался только с собой, подстерегал только себя – будто из этой зеркальной тюрьмы вообще нет выхода! Он уже начал сомневаться в себе, в реальности своего «я». Вдруг он угодил на странный базар подземного города, где все и вся расхаживали туда-сюда, кружили так и этак, а он лишь наделял каждого своими чертами. Или, может, как в парадном зале кирпичной фабрики, это живописный фриз, просто в иной форме, на свой лад рассказывающий истории о призраках?

В какой-то миг он ненавидел Кателя, потому что винил его в экскурсии на фабрики. Когда в голове молнией мелькнула эта мысль, он увидел, как одно из его отражений стиснуло руками незримую шею и тень художника вдруг бездыханная рухнула наземь. В мозгу всплыл образ Анны, и вот уж новое отражение с алчной яростью завладело возлюбленной. На долю той же секунды он увидел себя погруженным в книги и бумаги Архива, отталкивающим еду, принесенную юным помощником. Через плечо ему призраком заглядывал Перкинг, и огромный вытянутый палец с упреком указывал на пустые страницы хроники. На ее переплете сидела мумия, и тетрадь рассыпалась прахом. Мумия улетела, палец съежился, и перед ним явился господин в сером цилиндре, небрежно помахивающий парой синих кожаных перчаток. В зеркале он увидел испуганное, отчаянное выражение собственного лица, наверно таким оно и было в эту минуту. Все фигуры исполняли то, что он думал, сию же минуту, в зеркальном отражении. Все подспудные желания и филиппики, сокровеннейшие порывы чувств, ненависть и любовь зримо представали перед его взором. Картины души мчались одна за другой, как в ускоренном фильме.

Вот сейчас он видел, как украдкой спускается ночью по каменной осыпи к пограничной реке, входит в воду, намереваясь в несколько гребков достичь противоположного берега. Но, как во сне, не может сдвинуться с места, вода обернулась вязким илом. И чем глубже погружалось тело, тем больше нарастал кошмар, под конец над удушливым илом виднелась только голова, в крике запрокинутая назад. Роберт и сам запрокинул голову, чтобы в потолочном своде зеркальной тюрьмы найти опору для взгляда. А на него уставилась образина Горгоны с его же собственными чертами. Когда он прижал руку к груди, каждое из безмолвных отражений схватилось за сердце.

Искусственное освещение погасло, исчез и раздражающий блеск стен. Мало-помалу Роберт пришел в себя, увидал тусклую полоску света и поспешил в ту сторону. Туннель становился все светлее. Скоро он добрался до лестницы, по которой спустился сюда. На верхних ступеньках ждал Катель, он-то и погасил искусственное освещение, чтобы Роберт мог выбраться из лабиринта. И вот уж освобожденный Архивариус, пошатываясь, шел ему навстречу.

– Ну наконец-то ты! Спасибо! – воскликнул он, крепко стиснув руку Кателя.

– Да, пока что я здесь, – сказал Катель.

– Куда, – пролепетал Роберт, – куда я забрел, это был просто ужас! Казалось, я никогда уже не скроюсь от этих зеркал, являющих мне исчадия моего «я». А ведь я хотел всего-навсего кратчайшим путем вернуться к себе.

– Этого хочет каждый, – сказал Катель.

– Идем, – поеживаясь, воскликнул Роберт, – оттуда веет таким холодом!

Постепенно художник сумел успокоить перепуганного друга. По дороге в город он объяснил, что Роберт угодил в один из стародавних тупиков-ловушек, устроенных в незапамятные времена, чтобы сбивать с пути беглецов и дезертиров.

– Сумасбродов, которые тоскуют по земным трудам, – продолжал художник, – куда больше, чем кажется. Но, что бы там ни утверждало предание, сбежать из нашего города никому еще не удавалось.

– Катель, – сказал Роберт, мало-помалу собирая свои мысли, – что же это за мир, куда меня послали! Что все это значит? Порой мне кажется, будто я угодил в чистилище.

– Что ж, – отвечал художник, – пожалуй, это путь великого очищения… промежуточное царство, как говорят некоторые, где отпадают шлаки земли.

– Но, – не унимался Роберт, – куда ведет этот путь?

– Когда я задал этот вопрос, – сказал художник, – Префектура ответила: одни считают, что странствие приводит каждого к нему самому, другие – что оно уводит каждого от него самого.

Некоторое время оба молча шли рядом сквозь серые сумерки, которые быстро густели вокруг, потом Архивариус обронил: