Город за рекой

– В этот час, – сказала она Роберту, который нетерпеливо за ней наблюдал, – необходимо расставить все по местам и держать под рукой. – Она покопалась в сумочке. – Когда стемнеет, когда настанут решающие пятнадцать минут, все должно быть в полном порядке.

Суета, проверка мелочей – бессмыслица, так он думал. Но, полагая, что ее страшит то, что́ эта ночь сулит их общей судьбе, сказал:

– Не тревожься. Все идет назначенным для нас путем.

От нее не укрылась растерянность, сквозившая в его голосе.

– Я с тобой, Роб. – Она ласково взъерошила ему волосы.

Он весь напрягся, как струна.

Анна подошла к окну, широким жестом раздвинула шторы, выглянула наружу. Звездное небо оцепенело раскинулось над темными домами. Всходила луна.

– Ты все еще живешь над землей, – сказала она, вернувшись в комнату. – Какое преимущество.

Она заметила, что его жилище расположено в Старых Воротах? И потому отшатывалась от него? Нет, она непринужденно подошла ближе.

– Как по-твоему, могут какие-то вещи существовать только в нашем воображении? – спросила она.

– Вряд ли, – сказал он, – ведь существующее в нас должно существовать и вне нас.

– Ты рад, что я здесь? – Она села к нему на колени и настойчиво продолжила: – Мне нужно знать о тебе все, все, что ты сейчас думаешь и чувствуешь, во что веришь.

Она прильнула к нему, но, когда он ее поцеловал, странно оцепенела в его объятиях.

– Идем, – повторил он, уже призывнее.

Ее прохладная рука едва ответила на его пожатие.

– За чем мы, собственно, гонимся, – вдруг сказала она и стала похожа на девочку с картинки, которая тянется рукой к золотому фону.

Когда свечи потухли, сквозь оконную щелку в открытый полуночный час проникла полоска лунного света.

Роберт испугался, обнаружив меж белых грудей твердый предмет размером с талер, висящий на тонкой цепочке. Ему тотчас вспомнилось, как однажды Катель показывал ему личный жетон. Он чувствовал Аннино замешательство, когда она сказала, что это амулет. Копия древней ассирийской клинописной печати со скачущим единорогом, которую она еще в юности при первой встрече показывала ему.

– Анна! – восторженно вскричал он.

И повязки на левом запястье она уже не стеснялась.

– Я сама это сделала, – спокойно сказала она, когда он увидел глубокий, с рваными краями вертикальный разрез по артерии, – когда сбежала в горы.

Он похолодел.

– Но как же… – пробормотал он, крепче обнимая любимое тело, словно желая удостовериться в его реальности.

Анна с нежностью обняла его, и он забыл про все вопросы.

Казалось, меж ними не было и следа отчуждения.

Выражение ее лица еще и помолодело, как вдруг в волнах взаимной страсти ему почудилось, что он держит в объятиях статую. Дрожь любовной стихии сменилась ощущением смерти.

Анна с криком вскочила.

– Ты ведь призрак из плоти и крови! – Она смотрела на него недоверчиво, растерянно, ужас сдавил ей горло.

Тут и Роберт ощутил под языком едкий привкус, точно от яда, прожигающий до самого нутра. Постижение пронзило его, жестокое, как постижение Адама, когда тот сорвал с древа плод; даже еще более жестокое. Удар, превосходящий небеса и ад, оглушил его и вырвал из неведения, ослепил и одновременно принес знание.

Это уже не головокружение, не притворство, но полное безумие. Он сжимал в объятиях призрак, любил женщину, которой больше нет. Точно острием ножа в его сознании высеклось, где он пребывает и где пребывал все это свинцово оцепенелое время: в общении с фантомами, с пустыми образами, что лишь прикидывались живыми. Молния сорвала с глаз пелену, ему открылась неприкрытая кошмарность правды: он жил в городе мертвых.

– И, – услышал он голос любимой, по-прежнему полный нечеловеческого ужаса, – ты не один из нас, Роберт!

Молния пронзила и ее тоже, до мозга костей.

Роберт вскочил. Нет, это не сон. Его отец, Катель, Анна, Леонхард, посетители Архива, дети – все-все они только призраки.

– Анна! – воскликнул он. Но получилось лишь сдавленное рыдание.

Она лежала с закрытыми глазами.

– Теперь ты знаешь все, – сказала она, как бы окоченев. – Теперь мы оба знаем друг про друга. Это конец. Такова была цель?

Затем она погрузилась в апатию, похожую на сон. Левая рука безвольно свесилась к полу.

Он еще раз глянул на смертельную рану, на зияющий голубоватый разрез, потом бережно наложил повязку. Она не почувствовала. Лежала в безвольном обмороке, как на Фонтанной площади, когда их тени слились воедино. Значит, вот почему она все время боязливо одергивала рукав блузки. Вот каков был ее конец, ее добровольный путь за реку, что отделяла царство смерти от царства жизни.

Сторожкое напряжение, овладевшее Робертом, не отпускало его весь остаток ночи. Он настежь распахнул окно, вдохнул прохладный воздух. Сидел не раздеваясь, размышлял. Сознание вновь заработало.