– Как это понимать? – взволнованно спросил Роберт. – Что же изменилось? Подобно тому, как Леонхард исполняет свою службу здесь, в доме, ты тоже могла бы помогать мне, тем более ты.
В дверь постучали, вошел Леонхард.
– Вы звали меня, господин Архивариус?
Роберт недовольно покачал головой. Неужто посыльный подслушивал? Он приказал убрать со стола. Леонхард неловко поклонился Анне, составил посуду на поднос, собрался вынести ее вон, но ненароком поскользнулся. Часть посуды полетела на пол и вдребезги разбилась. Звон осколков нарушил молчание.
– После подметешь, – сказал Архивариус Леонхарду, тот смущенно извинился и вышел из комнаты.
– Обычно, – сказал Роберт, – он шустрый, ловкий, но в последние дни почему-то рассеян и пуглив.
Анна молчала. Роберт твердил, что непременно возьмет ее ассистенткой в Архив.
– Когда буду говорить с Верховным Комиссаром, испрошу его согласия.
– Ты будешь говорить с самим Верховным Комиссаром?
– Конечно, – отозвался он, – причем скоро.
– Хорошо, – сказала она, – очень хорошо. И когда же состоится разговор?
– Скоро, Анна.
– Когда, Роберт?
– Точно не знаю.
– Нет, знаешь, Роберт, только не хочешь сказать.
– Я знаю только, что меня вызовут при первой же возможности.
– Сейчас, Роберт?
– Еще в эту лунную фазу.
– Вот как, – устало сказала она, – тогда слишком поздно.
– Что слишком поздно? – нетерпеливо спросил он.
– Ступай к нему сейчас, прямо сейчас, Роберт!
– Не могу, Анна.
– Ты же Архивариус! – порывисто вскричала она. – У тебя есть привилегия. Есть свободная воля. Ты почти божество.
– Что ты такое говоришь, Анна!
– Я буду любить тебя, Роберт, как никогда в жизни не любила. Поверь. Я никогда тебя не покину.
Щеки ее окрасились слабым румянцем.
– Возьми меня с собой, – попросила она.
– В Префектуру?
Анна покачала головой.
– Не туда… Возьми меня с собой, – повторила она.
Он посмотрел ей в глаза. Она тихонько кивала, будто тем самым могла добиться его согласия.
– Когда уйдешь, – умоляюще сказала она, – когда снова уйдешь по мосту через реку! Ладно, Роберт?
– Я приставлен к Архиву, – сказал он, мучаясь ее мукой, – как и все прочие.
– Не как все прочие, я лучше знаю! – воскликнула она, оживленно, с нежностью. – Ты – посланник. Ты возложил на меня руку, и пред тобою я воскресну и пойду, как дочь Иаира. Тень моя наполнится плотью, и все станет иначе, как раньше, мы будем вместе слушать музыку, только подумай, Роберт, музыка… все, в чем здесь отказано, оживет, все, что казалось минувшим. Как бы вновь родишься на земле, только на сей раз зная тайну, зная о нисхождении к смерти.
– Что за фантазии, Анна, – с неудовольствием сказал он.
– Если ты больше не любишь меня, тогда возвращайся один, предоставь меня моей судьбе.
– Но я люблю тебя, – возразил он.
– Как легко это говорится, как красиво и просто. Но скоро я узна́ю, всерьез ли ты так думаешь.
Роберт встал.
– Хотя как Архивариус и Хронист я здесь на особом положении, которое, по твоим словам, под стать лишь человеку искусства, поэту, то в этом качестве я здесь – частица каждого.
– Я – часть тебя. Возьми меня с собой, – в третий раз попросила она.
На улице загромыхали тележки.
– Я немного провожу тебя, – сказал Роберт. – Только сперва загляну в Архив, нет ли чего срочного.
– Ты так честолюбив.
– Я в этом мире не ради себя, у меня есть миссия.
– Тебя все еще обременяет другая сторона жизни.
– Неужели ты не понимаешь, что, с тех пор как я узнал, что это за город, все для меня обретает иной смысл. Теперь я по-новому смотрю на разрушение, на серое зрелище руин. Эта ночь – начало постижения.
Она подняла на него глаза:
– Значит, я тебя не разочаровала?
– Именно ты, Анна, раскрыла мне глаза.
– Тогда все хорошо, все было правильно.
Он шагнул к ней, будто желая обнять. Но только сказал:
– Нам пора идти.
Анна встала, расправила складки платья и чуть пошатнулась. Он хотел было поддержать ее.
– Спасибо, Роберт, не беспокойся.
– Почему ты теперь все время называешь меня Робертом? – спросил он, когда они шли по коридору к дверям Архива в Старых Воротах.
– Разве я прежде называла тебя по-другому?
– Да, – сказал он, – давним уменьшительным, все время, вплоть до сегодняшнего утра.
Резкие задумчивые морщины прорезали ее лоб и уже не пропали.
– Странно, а я не помню, как называла тебя когда-то.
Роберт сообразил, что ею мало-помалу завладевает забвение. Слева в груди, над сердцем, он почувствовал тянущую боль. Его любовь стала состраданием.
Он отпер решетку арки и поспешил назад, в Архив.
– Только на минутку, – сказал он.
Некоторое время Анна ждала возле Старых Ворот. Он не возвращался, и она потихоньку пошла прочь. Одна, шаг за шагом. И вдруг обратила внимание, что отмечена и что фигура ее больше не отбрасывает тени.
Добравшись до родительского дома, она обнаружила там чужаков – в доме поселили приезжих. На скамейке у входа лежала шаль, которую до последней минуты вязала мать. Спицы остались воткнуты в работу. В погребе еще стояла полная бочка отцовского вина. Все комнаты были заняты. Ей нашлось место только в каморке. Пожалуй, она бы не заплакала, даже если бы вспомнила, что когда-то были слезы.
XV