Город за рекой

Архивариус не дал смутить себя этими возгласами, в угрожающем и оскорбительном тоне которых он отчетливо слышал отчаяние, оттого что под сомнением оказалась сама основа их воззрений. Мнимым добродетелям военной касты он противопоставил всевозможные воздействия силы оружия – попрание человеческого достоинства, грубость и жестокость пробужденных инстинктов, убийство по приказу и в дурмане ненависти, опустошение и истребление ради себя самого, ужас и боль всего живого. В свидетели своих слов он призвал нищету и горе, безмерное страдание невинных, всю невыразимую муку истерзанной земли.

– В конце всех великих сражений, – сказал архивариус, – никогда не наступает мир. Конец и наследие войн, оставленное уцелевшим, всегда одно – искалеченный кусок земли, искалеченный кусок человечества. Нет никакой разумной причины оправдывать вечные раны, какие наносит себе человеческий дух. Наносит снова и снова, покуда идет на поводу у грубой силы. Кто не чувствует безумия, бессмыслицы этой противоестественной игры, должен по меньшей мере признать увечность человеческого рода, его безудержное самоистребление. Ведь природу не обманешь. Тот, кто делает себя орудием бессмысленного уничтожения – подумайте о себе, – сам будет бессмысленно уничтожен.

Большинство, похоже, уяснило свою участь. Многие мало-помалу начали понимать, что их оружие и военная форма суть искусственная реальность, пустое внушение. Что «чести», во имя которой они сражались, не существует, есть лишь убийство. Что они позволили использовать себя во зло и стали могильщиками Европы. Поэтому им уже вряд ли требовались слова, какими Архивариус «в силу своей должности Хрониста мертвого города», как он выразился, разъяснял, что во вновь развязанной войне за мировое господство их сыновья и внуки погибнут напрасно, точно так же, как некогда напрасно погиб каждый из них, не ради сущего, ни за что.

Кто первым начал ломать свою деревянную винтовку, сказать невозможно, но этого оказалось достаточно, чтобы солдаты один за другим последовали его примеру. Они вдребезги разбивали оружие, которым когда-то дорожили, – сабли и копья, ружья и автоматы, бросали игрушки зла в кучу, сооружая из них костер. Никто уже не противился трезвой правде, признанию собственной вины. Потом все они сидели на земле, скитальцы, обессилевшие от долгих блужданий. Отдыхали, избавленные от тяготящего совесть гнета, который осознали так нерешительно и запоздало.

Меж тем как Архивариус бродил среди потихоньку стихающей суматохи, разговаривал то с одной, то с другой отдыхающей группой, отвечал на вопросы, а заодно высматривал Бертле, которого потерял из виду, его внимание привлекла походная колонна: она вышла как будто бы из другой казармы и, необозримая, ползла наискось через песчаное поле. Голова колонны была уже довольно близко, чтобы различить отдельные фигуры, одетые в старинную историческую форму. Извиваясь бесконечной пестрой лентой, колонна выдвигалась из дальней дали. Ни один из фантастических костюмов не повторялся. Казалось, здесь представлены все армии давно минувших времен, когда-либо шагавшие по полям земных сражений. Они шли тяжелой поступью, опустив глаза, будто стыдились своей роли, будто в своей завороженной потерянности чуяли, что среди теперешних собратьев выглядят этакой ходячей кунсткамерой. Порой слышался лязг старых доспехов. Каждый в строю был погружен в себя.

Отдыхающие солдаты смотрели на чужаков, украдкой перекидывались замечаниями о своих предшественниках. Может, допотопная военная экипировка, подобно трофейным музейным экспонатам, веками передавалась из рук в руки, все новым и новым носителям, – по крайней мере, к такому выводу пришел Архивариус. Или, может, этот мумифицированный арсенал воинских фигур тоже своего рода архив, его просто сберегли и сохранили? По репликам Хронист понял, что в колонне, направлявшейся сейчас через бивак к костру, собрано военное сословие от незапамятного прошлого и далеко за пределы Средневековья.

Там были спартанцы и афиняне, персы, македонцы, этруски, пунийцы, сикулы, норманны и викинги, греческие гоплиты, римские всадники, германцы, кельты, маккавеи, скифы, парфяне и селевкиды, галлы, гельветы, кимвры и тевтоны, свевы, херуски, гермундуры, маркоманы, англосаксы, вандалы, вест- и остготы, мадьяры, хунну, монголы, китайцы трех царств, индийцы, легионеры, рабы, наемники и илоты, англичане, французы, бургундцы, гунны, рыцари Алой и Белой розы, крестоносцы, мавры, гвельфы и гибеллины, паписты и имперские, гуситы, славяне, лифляндцы, курляндцы, словены, хорваты, словаки, шведы, финны, ландскнехты и рыцари эпохи Возрождения, португальцы, испанцы, датчане, турки, фламандцы и валлоны, шотландцы, пруссаки, немцы всех племен – несть числа городам-государствам, многоязыким империям и нациям в зловещем походном строю бесконечной колонны.