Город за рекой

– По моим наблюдениям, разумеется пока что неполным, – сказал Архивариус, – дело обстоит именно так. Наверно, оттого вас и изолировали в этом промежуточном царстве от нормальных обитателей и проезжих. Процессу умирания, происходящему еще на том берегу реки, соответствует, если я не ошибаюсь, состояние, в каком покуда находимся здесь мы все. Это как бы другой берег, продолжение нашей метаморфозы. В акте умирания душа, или наше человеческое подсознание, как бы предугадывает ощущение смерти, и на первом этапе смерти еще эхом присутствует ощущение жизни. Это не воскресение, как поначалу думают иные, но промежуточная станция, где жизнь как бы уходит сквозь фильтр и в конце концов лишь копируется ее пустая форма. Так или иначе, лично мне ясно, что это переход… достаточно вспомнить постоянные высылки, у вас – выходы якобы на маневры, откуда никто не возвращается, у нас, в городе, – сборы в ночные эшелоны по зову рожка, которых каждый ждет с таким же страхом, как большинство за рекой конца своего жизненного срока. Кое-кто ощущает пребывание здесь как пустопорожний плен, но большинство, насколько я понимаю, стремится по возможности затянуть свое пребывание здесь, на промежуточной станции. Каждому отмерен разный срок, в целом, однако, к моменту прибытия в город длительность или краткость срока для каждого как будто бы уже установлена. Без сомнения, она подчинена определенной системе, каковая выражается в директивах Префектуры. Характер закономерности для меня покуда неясен, но я его угадываю; и даже будь он мне очевиден, говорить об этом нельзя. Кстати, как я полагаю, одиночка не ведает, как долго продолжается его мертвая юность, ведь прежние представления о времени уже не действуют. Его ощущения и помыслы знают только сегодняшний день. Прошлое и будущее образуют в сегодняшнем его дне лишь размытое воспоминание и надежду. Я говорю вам все это, дорогой господин Бертле, потому что оно открывается мне теперь в различных эпизодах, какие происходили со мной в этом городе и поначалу казались странными и противоречивыми. Но еще и потому, что для вас, студента-философа, это в данный момент означает также разъяснение вопросов, которые иначе занимали бы вас всю жизнь.

Чем дольше Архивариус рассуждал, тем больше раскрывались перед ним характер и церемониал происходящего в мертвом городе. То был монолог, лишь под конец Роберт снова обратился к собеседнику. И, взглянув на Бертле, увидел, что голова его свесилась на плечо, а фигура покачивалась туда-сюда в глубоком сне. Усталость одолела сержанта прямо в стоячем положении. Архивариус подхватил его под мышки и осторожно опустил наземь.

– Простите, – от прикосновения студент вновь воспрянул, – простите великодушно. Но я, пожалуй, все понял.

Архивариус обратил внимание, что последние в исторической колонне сложили свое снаряжение в будущий костер и последовали за остальными, далеко рассыпавшимися по всей равнине. В воздухе потянуло довольно сильным ветром.

– Земля, – медленно произнес Бертле, – не осталась круглой, для нас она сделалась наклонной плоскостью.

– И тем не менее, – сказал Архивариус, который один стоял во весь рост среди отдыхающих солдатских групп, – тем не менее у всех у вас еще есть задача. И стоит она не только перед павшими солдатами, но перед всеми умершими, пока они пребывают в этом краю. Но в первую очередь перед вами!

Роберт видел обращенные к нему лица, теперь похожие одно на другое, и лицо Бертле не составляло исключения. Глаза тонули в глубоких тенях глазниц, кожа словно глинистый слой на выступающих костях, хрящи носа и ушей пропали, черепа блестящие, крепкие. Но все, покуда задавали вопрос, трепетали, словно огарки свечей, покуда стремились на землю, хватали воздух алчущими руками.

– Что мы можем сделать? – вопрошали жесты мертвых.

– Вернитесь за реку! – сказал Архивариус, глядя на череп Бертле, который повернулся к нему. – Вернитесь не ради себя, как некогда хотели, но ради живых. Ду́хами являйтесь им в сновидениях, завладейте их сном, состоянием, столь похожим на ваше! Являйтесь им как голоса, остерегающие, предупреждающие и взыскательные, а то и мучительные. В ваших руках ключ суда. Присутствие вашей смерти могло бы спасти будущее жизни. Заставьте смертных силой! Заявите о себе!

Архивариус говорил с мертвыми солдатами как с детьми. Едва он закончил, мощные аркады казарменных колонн зашатались, точно от землетрясения. Но песчаная равнина оставалась недвижна. Каменные колонны надломились, древние барабаны колонных стержней упали, следом рухнул и архитрав. Внутренние стены казарменных помещений пошли трещинами, стены обваливались, здание медленно распадалось, балка за балкой, этаж за этажом, пока в конце концов не сровнялось с землей.