Город за рекой

Когда он возвращался к своему столу, взгляд падал на пустые страницы хроники, отнюдь не покрывшиеся письменами. Если не случится чуда, он предстанет перед Верховным Комиссаром как школьник, не сделавший уроки.

Все требовало срочно принять решение. Однако звонка из Префектуры, назначающего час разговора, пока не последовало, и письмо, о котором его известили, так и не пришло. Он нетерпеливо расхаживал вдоль стеллажей, где громоздились толстенные реестры, справочники, сообщавшие местоположение рукописей и книг, их систематизацию и длительность хранения – правда, на буквенно-цифровом языке, к которому у него нет ключа. Так что листает он их без толку. Неужели никто не видит, как мало он разбирается в простейших способах пользования Архивом? Он даже отдаленно не представляет себе фонды духовного мира, чье идейное богатство и наследие хранится здесь, в катакомбах. Ни единого произведения он не сумел бы найти без помощи служителей, даже юнцы вроде Леонхарда и других посыльных наторели в этом больше его. К примеру, он не мог самостоятельно выяснить, относится ли то или иное произведение к фонду вечного хранения, допущена ли сюда Лахмарова легенда об Энне, существуют ли еще записи Кателя, дневниковые заметки Анны, документы его отца. Какой стыд – даже не догадываться, собраны ли творения великих писателей минувшего века в виде рукописей или печатных изданий, что́ конкретно успело самоуничтожиться и как обстоит дело с трудами многих известных его современников. Он здесь уже давно, но по-прежнему едва ли сумеет ответить на самые непритязательные вопросы об Архиве, хоть и поставлен над ним начальником. Он, конечно, в целом представлял себе деятельность Архива, но не он, а Перкинг молча управлял ее ходом и держал связь с Префектурой. По сути, признался себе Роберт, сам он не более чем декоративная фигура.

Возможно, он неправильно понимал свои задачи, слишком уж вникал в свое окружение, слишком увлекся наблюдениями за обитателями, учреждениями, культовыми церемониями, вместо того чтобы сосредоточить внимание на процессах, ограниченных его рабочим местом в Архиве. Если б ему заранее объяснили, где он находится, он бы повел себя иначе, иначе подошел бы к будничным делам. Но нет, ему предоставили самому с превеликим трудом разбираться в подлинном характере собственной ситуации. Вдобавок вызывало тревогу и кое-что еще: вдруг он своими действиями и активным вмешательством на собрании масок и во время визита на солдатскую территорию преступил границы своей компетенции?

Снова его одолели мысли о том, что он беспрестанно общается с призраками, и здесь, в Архиве, тоже. Правда, пугающее в этом представлении все больше сменялось чувством освобождения. Он наконец-то уразумел, что пребывает в царстве мертвых, и это действовало благотворно, во многом уменьшая сомнительность, которая так долго мучила его и смущала. Но бездн оставалось предостаточно, хоть он и зарекся диалектически обосновывать то, что в его пребывании для человеческого разума необъяснимо. Сколько ни размышляй, реальность промежуточного царства более не вызывала сомнений. Существование этого царства не имело касательства к вере или неверию, его надо было принять как данность, как Сущее-теперь. И это состояние было не более, но и не менее загадочно, чем форма и ход жизни на другом берегу реки.

Куда сильнее тревожила Роберта неразгаданная тайна его непосредственного окружения, где почтенные ассистенты вершили дела словно двенадцать бессмертных. Совершенно очевидно, что Архив представлял собой контрольную инстанцию, и столь же очевидно, что письменное слово подвергалось здесь оценке, примерно так, как и прожитая людьми жизнь. Но какой цели служило это учреждение? Ни разу он не слыхал, чтобы население города и пассажиры-транзитники запрашивали и использовали тщательно рассортированные документы. Может быть, весь духовный материал служил лишь химерическим целям властей? В таком случае ему отведена всего лишь функция этакого священного механизма, вроде фабрик, ведь и они тоже были мнимосвященным механизмом, две исполинские лопаты, бросающие друг другу корм, причем люди даже не замечали тщетности всего.

Архивариус спустился по каменной винтовой лестнице, что вела в подземные этажи Старых Ворот. Слишком редко он посещал эти подвальные залы со стеллажами от полу до потолка, которые разбивали их на узкие прямоугольники. По обе стороны проходов, застланных светло-серыми циновками, тянулись в тусклом освещении ряды регистраторов и папок, книг и документов, причем из каждого тома выглядывала бумажная ленточка с цифрами. Великое множество томов, порой они теснились друг к другу, порой стояли свободно, с солидными промежутками, большинство даже не пожелтело и не слишком запылилось. Вероятно, о внешнем порядке заботились посыльные, которых на каждом этаже было двое-трое.