Город за рекой

Вот и сейчас они согласно полученному списку выискивали нужные тома и прилежно укладывали их на передвижной столик. Заметив Архивариуса, они тотчас предъявили ему перечень сигнатур, так как решили, что он пришел сюда инспектировать их работу. Он быстро скользнул взглядом по спискам, добродушно кивнул, выражая свое согласие и одобрение, но не понимая сути. Они сообщили, что эти тома затребовали «сверху», наверно по ходу строгого отбора, происходящего в их секторе, хотя в точности им неизвестно, да это и не их дело, господин Архивариус, безусловно, знает все точнее и лучше, они просто хотели сказать, что занимаются своей работой не бездумно. Посыльные потупились, чуть кокетливо, как показалось Роберту, узкие лица зарделись.

– Ладно-ладно, – сказал Архивариус, взял со столика одну из книг, с незнакомым названием, брошюру, выпущенную в Париже в 1821 году, потом вытащил еще несколько томов, итальянских, английских, немецких, испанских, изданных в девятнадцатом веке; один помечен 1786 годом, другой – 1913-м. Прежде чем положить на место, он взвесил их на ладони.

– А вы сами читаете? – спросил он.

– Только когда нам поручают, – ответил старший из двоих.

В нескольких папках, тоже отобранных, лежали рукописные страницы, в большинстве немногочисленные, одна-две. «Моя вера в искусство», – прочитал он и замер, среди бумаг в этой папке обнаружилось довольно длинное письмо, он пролистал до последней страницы и увидел подпись: Вальтер Катель.

– Ecco[3], – сказал Архивариус.

Он осторожно положил папку с листками на прежнее место, словно опасаясь, что они прямо под пальцами рассыплются в прах. Глядя поверх голов посыльных, он быстро попрощался и пошел дальше вниз по лестнице.

На следующем ярусе порядок мало чем отличался. У дежурных посыльных, молодого голландца и шведа, он спросил о собрании документов, поступивших за последнее время в Архив из его страны. Вопрос их удивил, и через переговорное устройство они на непонятном Архивариусу языке вызвали своего непосредственного начальника. Выслушав желание Архивариуса, тот, тоже молодой, в орденской рясе, почтительно ответил, что, согласно общему правилу, принятые на хранение фонды классифицируются не по времени их поступления и не по отдельным языкам. Имя автора опять-таки не имеет значения, тем более что все написанное мало-помалу переходит в состояние анонимности, самое главное – содержание труда, а не кто его издал или кому его приписывают. Вот почему размещение в фондах всегда происходит по тематическим критериям и в каждом отдельном случае осуществляют его верхние ассистенты.

Пока старший посыльный учтиво излагал эти правила, Роберту опять вспомнилась таблица, которую он однажды видел у Перкинга и которая включала определенные разделы и категории. Вспомнился ему и разговор с Перкингом, подтверждавший рассказ молодого служителя. Получается, что с точки зрения Архива документ имеет тем меньшую важность и действенность, чем больше опирается на субъективные авторские воззрения или выдвигает их на передний план.

Молодой человек подчеркнул, что, хотя по возрасту он старше посыльных и отвечает за всю их работу, ему отведена всего лишь малозначительная роль исполнителя. Это заявление тоже напомнило Архивариусу слова Перкинга, который, принадлежа к высшей надзорной сфере, всегда твердил, что в деятельности Архива осуществляются только установки Префектуры. Префектуры! А стало быть, коль скоро перевод правилен, инстанции смерти. Бытие смерти не допускало действия индивидуальной судьбы, ни для физической формы, ни для духовной. Лишь на переходном этапе соблюдалась видимость, предусматривалась обратная связь с личным характером жизни. Это распространялось на всех и каждого, за исключением тех немногих, кто исполнял в городе службу распорядителей и охранников, ассистентов и регистраторов, работников культа и полубогов. Не в пример другим эти уже не гнались за исчезнувшим образом своего прошлого, они скромно принимали назначенную функцию. Однако им тоже не избежать общей участи, которая настигала других попросту быстрее, их тоже ждет замена, подобно документам Архива.

Хронист рассматривал лицо молодого служителя – высокий умный лоб над густыми светлыми бровями, изгиб рта, отмеченный печалью, когда он молчал, и легкой насмешкой, когда говорил. С виду ему было лет двадцать пять.

Меж тем как посыльные на заднем плане поднялись на приставную лестницу и занялись чем-то на верхних полках, молодой их начальник с Архивариусом прохаживались вдоль стеллажей отдельных залов. При каждом шаге связка ключей, висевшая у юноши на поясе, позвякивала. Пользуясь случаем, Роберт расспрашивал о сотрудниках Архива, слушал имена и рассказ о происхождении посыльных. Как он узнал, каждый был последним отпрыском рода, угасшего с его переходом за реку.

Затем он попросил юношу рассказать о себе. Они стояли у невысокого стола, Архивариус сел на его край, а начальник посыльных легонько прислонился к книжному стеллажу.