Городской конструктор. Идеи и города

Идеи Джейн Джекобс, вернувшей людям радость жизни в большом городе, на первый взгляд имели бешеный успех. Под конец жизни (она скончалась в 2006 году) Джекобс пользовалась репутацией самого влиятельного теоретика урбанизма своей эпохи. «Смерть и жизнь больших американских городов» стала наиболее известной книгой по вопросам градостроительства, написанной во второй половине ХХ века, а то и за все столетие. Работы Энвина и Нолена уже мало кто читал, и если статьи Мамфорда сохраняют свой интеллектуальный блеск, то «Город в истории» сегодня кажется скучноватым и устаревшим. Книга Джекобс не только изменила представление о городе у следующих поколений архитекторов и градостроителей, но и повлияла на саму жизнь городов. «Но живые, разнообразные, полнокровные города несут в себе семена собственного возрождения, – писала она, – и у них достаточно энергии даже на те проблемы и нужды, что беспокоят людей за их пределами»{116}. Вторая часть ее утверждения так и не воплотилась в жизнь. Процесс переселения в пригороды, который она фактически игнорировала, зашел в Америке слишком далеко и приобрел слишком большие масштабы. Но возрождение центральных районов многих городов, реконструкция промышленных зданий под жилые дома, восстановление исторических кварталов и огромный спрос на недвижимость в центральных районах таких городов, как Нью-Йорк, Бостон, Филадельфия, Чикаго и Сан-Франциско, подтверждают ее правоту.

Однако идеи Джекобс воплощаются в жизнь совсем не так, как она себе представляла. Ее концепция правильной городской жизни, несомненно, очень популярна, но реальное количество плотно застроенных районов, отвечающих всем ее требованиям: оживленные улицы, старая архитектура, многообразие и рабочие места, – довольно ограничено. Немногие центры американских городов могут похвастаться жилыми районами, похожими на Гринвич-Вилидж. Сочетание высокого спроса с небольшим предложением привело к неизбежному результату: цены на жилье в «джекобсианских» районах взлетели до небес, и вместо живых рабочих кварталов, которые она себе представляла, возникли престижные анклавы, закрытые для всех, кроме богачей. Джекобс считала, что прелести повседневной городской жизни должны быть доступны всем. Вряд ли она могла предположить, что они станут роскошью для избранных.

А может быть, и предполагала. Хотя «Смерть и жизнь…» стала канонической книгой по градостроительству, ее автор с большим подозрением относится к централизованному планированию, выступая за индивидуальный выбор и свободный рынок. Десять лет назад видный специалист по городскому планированию Роджер Монтгомери отметил, что аргументы, изложенные в книге Джекобс, отражают ее активное недоверие к государству и что она, ратуя за малый бизнес, оставляет практически без внимания роль крупных корпораций в жизни американских городов. Он назвал книгу «одним из первых неоконсервативных текстов», чьи главные идеи «очень напоминают главные постулаты либертарианского консерватизма»{117}. Джекобс – либертарианец-консерватор? Я спросил Натана Глейзера, ее редактора в 1960-х, согласен ли он с таким утверждением. «Несомненно, она была отчасти либертарианкой, но ни в коем случае не консерватором, – ответил он. – Скорее ее можно было бы назвать анархисткой, а не либертарианкой – она считала, что города станут лучше, если люди смогут сами принимать решения, почти или совсем без руководства и контроля сверху».

«Правильный город» Джекобс отличается на удивление бесклассовым характером. В «Смерти и жизни» почти не упоминаются социальные и экономические различия и еще меньше – расовые проблемы. Книга отражает систему ценностей автора, молодой женщины из среднего класса, родившейся в промышленном городе, живущей в рабочем районе и влюбленной в шум и суету Нью-Йорка{118}. Возможно, именно поэтому ее ставил в тупик массовый исход в пригороды, продолжавшийся даже в то время, когда она работала над книгой. Она и помыслить не могла о том, что кто-то может предпочесть городскому шуму тишину пригородов и что не все считают Гринвич-Вилидж идеальным местом для жизни.