Горожане солнца

На пальце его сверкало кольцо с блестящим камнем, кружевная манжета завернулась, вся рваная, темная от сырости и грязи. Шелковый бант на шее, перекошенный бархатный жилет, наспех, не на ту пуговицу застегнутый, брюки, съежившиеся на толстых ногах, немножко не достающих до полу, лаковые туфли, распухшие, полные влаги…

Мишата произнесла:

— Так легко разбудить куклу?

— Нелегко, — отозвался он. — Нелегко на это отважиться. Раньше они никогда не спали, а теперь спят все чаще и чаще. И я не могу решить — сон восстанавливает их силы? Или, наоборот, высасывает? Если бы вы знали, как им тягостна эта жизнь! Роскошь, богатство, сверкание — вот их удел, а я похитил их из родного дома, превратил в пленниц, утянул за собой на дно, где вечный мрак, летучие крысы, где у них даже вместо пуговиц спички… О волшебная гостья! Как восхитительны ваши пуговицы! Вы позволите рассмотреть их?

— Пожалуйста, если хотите.

Человек — он был черноволос, мал ростом и толстоват — приблизился и преклонил колени. На один только миг, мельком, он зацепил Мишатин взгляд и тут же впился в янтарные пуговицы ее платья.

— Они так прекрасны, — промолвил он почти шепотом. меняясь прямо на глазах, как будто из него выпустили воздух. — Можно взять хотя бы одну?

— Простите, — вежливо сказала Мишата, — но это подарок Михаила Афанасьевича. — Мишата подумала, что когда-то этот человек был, возможно, артистом. Но потом смех вышел из него, и теперь он весь какой-то сдувшийся, опавший, в складках и нестриженых волосах. А

— Тогда, конечно, ни в коем случае, нет! — воскликнул Господин со рвением… Отступив на шаг, он снизу смотрел Мишате в глаза. — Тогда это неприкосновенно! Я бы никогда не отважился подарить вам что-нибудь…

Он встал на колени, весь вытягиваясь, приближая к Мишате расширенные зрачки.

— Я почти час наблюдал за вами и не мог подойти. Ваш облик ни сердцем, ни сознанием вместить невозможно. Смотреть на вас нестерпимо. К встрече с вами нужно готовиться, годами растягивая душу. Искры, подобные вам, приводят в движение жизнь, но они обычно припрятаны из милосердия! Чтобы мы, земные твари, чувствовали тепло, но не ослепли! Только Додыров, этот василиск, может смотреть на вас не моргая… Он вечно окружен чудесными предметами и райскими существами… Нет ничего удивительного, что вы появились рядом с ним. Все это так, однако…

Он перевел дух.

— И все же, — почти крикнул он, — все же и для додыровского мира вы слишком невероятны! Посмотрите на меня, маленькая фея! Хоть меня и мучает это, посмотрите! Я знаю, кто вы, слышал о вас… Не только я. Знают все полупризраки, все языки во всех складках, швах и тайных карманах города… все, все шепчут об этом… Появилась девочка неимоверной красоты, девочка с посеребренным пупком, способная поднять свечу за пламя, носящая перстень с бездонным колодцем вместо камня… Девочка, воспитанная снеговиками… Девочка, которая сокрушит Часы! Вы — острие, заносимое Додыровым двести лет, вы — его самый сокровенный замысел! Но берегитесь, нежная Офелия! Ваша сила слишком велика. Всякий, вдыхающий от вас хоть немного, заболеет! Как бы Додырову не порезаться о свое собственное оружие! Слышите вы меня? Ответьте мне, поговорите! Это надо и вам тоже, я знаю, ведь нельзя так долго говорить только с самой собой…

И он, дрожа, придвинул стул и сел напротив нее. Руки он спрятал под стол. Совсем запыхался, оказывается. «Ужасно нервный господин», — подумала Мишата. Как могла, успокоилась, убралась немного в мыслях, где кое-что передвинул вихрь его речи, и только потом сказала:

— Пожалуйста, не волнуйтесь так сильно. Вам волноваться нечего. Только ждать, а еще лучше — помогать нам. Когда Часы падут, мы все разделим наступившую вечность.

— Нет, нет, о принцесса, — вскричал Господин и вскинул руку, заграждая путь Мишатиной речи, — я о другом, попробуйте понять, молю… Слушайте: представьте меня, который живьем зарыт в землю! Ползать по грязной изнанке города, дышать через трубочку со дна болота, обрезать и продавать драгоценные пуговицы с платьев своих пленниц, чтобы было на что скитаться, спасаясь от погони… Ни чести, ни будущего, ни воспоминаний… Все, что мне остается, — ждать свержения Часов, и я жду, жду изо всей силы. Я лучший из ожидающих, поверьте… И я бы никогда не вмешался, не подошел бы к вам, если бы не увидел, что надежда моя в опасности, опасности, которую не предвидел и от которой не уберечься. Поэтому я говорю — прошу, умоляю… Принцесса! Будьте осторожны! Додыров непрерывно находится рядом с вами, вот уже много недель наедине с вами, и предел его стойкости перейден. Милое дитя, мечта и боль наша, Судьба настоящего, Царица будущего века, не стать бы вам для Додырова врагом более страшным, чем Часы!

— У вас бант почти развязался, — сказала Мишата.