Горожане солнца

«Он просто отвык от людей», — подумала Мишата. и громко произнесла:

— Я верю в Директора. Может, вы правы, и стоило бы сомневаться или там опасаться, но этого не надо для дела. От этого нету пользы. Что-то сделать сейчас можем только вместе, и только мы. И он справится с неприятностями… Поскорее бы найти паровозик. Я знаю — найдем, и все пойдет светлее, в гору.

— Я же думаю, — глухо отозвался Господин, — что он давно нашел все, что ему надо. Нашел свое главное сокровище. И теперь от него убегает, как может. — Господин отер бантом запотевшее лицо.

Мишата сказала:

— Может быть, вам срезать пуговицы со своего жилета? Они, знаете ли, очень неплохи, напоминают цветом жемчуга. Я могу их пришить на ваши куклы — хотите? Я очень хорошо шью.

Но Господин ответил, затуманясь:

— Нет, милая фея! Я не могу в таком виде являться перед своими куклами. Достойная внешность — вот последнее средство поддержать в них хоть какую-то надежду…

Глава шестая. Мишата зовет автора, а тот и сам не знает, действительно она верит в него или лукавит, чтобы избежать смерти

Посреди лодки была установлена печь. Лодка делилась тем самым на две части: кормовая — Мишате, носовая — Директору.

Он уселся к Мишате спиной. И Мишата спиной к нему. Она устроилась на кастрюле с гвоздями, прикрыв ее свернутым парусом (Директор взял: пригодится, мол, когда они войдут в область подземных ветров).

Мишата уселась поудобней, ноги установила на дрова (их было мало, но Директор рассчитывал найти впереди угольные пласты) и стала глядеть на берег. Глинистый, он освещался факелами из расщелин скалы. Пламя плакало и с хрустом лилось на блестящую прибрежную слизь. В глубине глухо светилась громада моста, а далее — Тьма. Быстрые воды реки, поблескивая, исчезали в пахучем мраке.

Господин одиноко стоял по щиколотку в грязи. Мишата махнула Господину, он отдал важный неторопливый поклон. Мишата смотрела, как удалялась его фигура вместе с розовым островком света и блестящей полоской воды. Но поворот закрыл наконец Господина, и путники остались вдвоем.

Ночь вертикальна, единственный выход из нее — небо. Каждому, кто оказывался по горло закопанным в темноту, знакомо чувство колодца ночи, колодца, чья крышка украшена серебром.

Но подземная река иная. Сверху на нее села и позабыла о ней тьма. Подземная река — ночь, положенная набок, бесконечно открытая в овальную даль. Мишата легла головой туда, вдаль. Закрыла глаза — ничего не менялось, но так было привычнее.

«Я взлетаю вместе с рекой. Судьба воды теперь и наша. Вода еле плещет, и я тоже отдохну», — сказала себе она.

Но вскоре она уловила в разговоре реки незнакомый призвук. Мишата села и зажгла лучину. Это рука Директора, свесившись из лодки, морщила убегающую воду. Он заснул.

«Придется отказаться от отдыха», — решила Мишата. Лодку нельзя было бросать на свободу.

Темнота была непроглядная, факел не помогал. Пришлось зажечь печь. Красноватый свет почти ничего, кроме полулодки и полу-Мишаты, не освещал — слишком далеки были склоны туннеля, — но хотя бы немного виднелась вода.

Иногда ей чудилось, будто длинная рыбья тень катится наискось из глубины, но всякий раз это оказывалось просто совпадением тени весла и особо длинной волны. Немного беспокоили огоньки, возникающие впереди, — то ли лодочка языков, то ли сигнал прибрежного соглядатая, а вероятнее всего — вкрапление искристых минералов в стенах туннеля…

Еще заботили черные развалины, проходившие иногда в опасной близости от лодки. Не то чтобы они серьезно грозили, а просто имели слишком мрачный, сутулый, многозначительный вид. И их делалось все больше. Мишате пришлось даже взяться за весло, чтобы пройти под мышкой одной развалины, причем в небольшом водовороте тут же лодку повернуло и повлекло некоторое время боком — боком, боком, пока не встала поперек целая стена. Скребя бортом разопревшие кирпичи, лодка потащилась продольно. Волны то слегка заносили ее вбок, то опять стукали в стену. В одном месте от этого обвалилась целая белокаменная губа. Вдруг могучее окно появилось слева; сверху, с замкового камня, Мишате улыбнулся мраморный конь, и лодку немедленно втащило вовнутрь.

Горбатый закопченный потолок убегал от Мишаты, кое-где приседая на колонны, которым не давали развалиться рыжие обручи, мохнатые от ржавой плесени. Мишата запыхалась, отталкиваясь веслом и вращаясь между колонн. К счастью, через пролом в стене ее вытащило на проток — подземную улицу.

Теперь можно было опустить ненадолго весло. Мишата, воспользовавшись покоем, добавила дров. Печь набрала силу, все ее глазки и заушины засияли, и окружающие дома выдвинулись из мрака. Потом лодка вышла на открытое место, где жило самостоятельное, ни к чему не относящееся эхо и над водой бродили туманы. По колено в них стоял остров с огромным основанием башни. Течение здесь немного усилилось, и лодка пошла ровнее…