Горожане солнца

Потом Мишата поняла, что метро — основа и мотор существования земляков. Все живое, что было в городе, метро перекачивало через себя. Войти в него, а потом покинуть было гораздо легче, чем ей поначалу казалось, Мишата проделала это раз, другой — все с меньшим и меньшим страхом. Сильнее всего пугали клешни-ворота. Но Мишата приспособилась проходить сквозь них, прижавшись к земляку, — и глупые клешни ее не различали.

Вот тут-то, в подземном зале, и открыла Мишата удивительную вещь. Таких залов-ловушек было множество по всему городу! Все они соединялись подземными рельсами, по которым ездили поезда. Потребность оказаться под землей возникала у земляков два раза в день, утром и вечером. Свои дома земляки возводили далеко отсюда, так далеко, как только могли; здесь, в самом городе, они не ночевали. Но, видимо, сил противиться притяжению метро у них не осталось. И каждое утро земляки как зачарованные покидали свои дома и кружились в метро, теснились в вагонах, топтались у лестниц…

A Мишата сидела на лавочке в зале, глядя в толпу, словно в речку. Чего она ждала? Она и сама не знала. Но чувствовала, что, если смотреть и смотреть, что-нибудь рано или поздно высмотрится.

«Если потерялся, сиди и жди, пока не найдут, — мелькала в ее голове мысль. — Может, и меня найдет кто-нибудь?»

Ис каждым днем она привыкала вот так сидеть. Ей уже нравилась красная буква «М» над входом.

— М — Мишата! — говорила себе Мишата и высовывала немного язык. В высовывании языка тоже мерещилось что-то красное.

И вот, день на пятый, Мишата сидела в метро особенно долго.

Люди тысячами толпились мимо. Но после отъезда поезда в зале делалось чуть прозрачнее, и было видно чумазых детей, которые бросали бусину и прыгали за ней по квадратным лепешкам пола.

Внезапно бусина, вертясь, выскочила из-под ног бегущих на поезд людей и застряла рядом с Мишатой. Дети остановились, ища глазами бусину, вытягивая шеи. Один увидел бусину и через весь зал закричал Мишате:

— Эй, ты, глазастая! Эй, размышляга! Глянь, сколько очков?

Мишата пригляделась к бусине и увидала, что это кубик с рисуночками. На верхней стороне была нацарапана ладошка с пальцами в стороны.

— Пять! — крикнула Мишата и, так как завыл поезд, показала вдобавок растопыренную пятерню.

— Слышишь, ты! — крикнул опять ей мальчик. — Иди сюда.

Мишата подобрала кубики подошла к детям.

Их было пятеро. Тот, который кричал, был в шапке и весь какой-то приплюснутый: как будто пожал однажды плечами, развел руками, да и остался так. Лицо было бледное, рот большой, как у лягухи, а глазки водянистые.

Рядом стояла девочка, очень красивая, с пышными, как пыль, волосами, но одноглазая: носила черную повязку. Третий был сам очень высокий, да еще и в высоком колпаке. Еще у одного был вокруг лица завязан платок — трижды и с узлом, как заячьи уши. Малюсенькая девочка неподвижно сидела в самой серединке черного квадратика пола, и глазки были черненькие, умные, как у мышки. Она была босиком, пальцы ног казались очень длинными, сильными, цепкими. Странные были дети.

— Привет, — сказал мальчик скрипучим голосом. — Сыграешь с нами?

— А что за игра? — спросила Мишата. — Опасная?

— Опасная! Это же игра. Называется «поддавки». Играется на полу. Один ходит поперек, остальные — вдоль. Кроме красного квадрата, он стрелка. Если попадешь на него — можешь один раз поменять направление. Кубик бросается по очереди. Один ходит поперек — это поезд. Кому он поддаст, выбывает.

— Я ездила в поезде, — сообщила Мишата.

— Ну и гордись. Сюда, что ли, поездом приехала?

— Поездом.

— Из деревни, что ли?

— Почти. Я рядом жила с деревней

— А чего так выглядишь? Одна, что ли, живешь?

— Одна.

— Давно?

— Дней семь, наверное.

— Наверху или здесь?

— Наверху.

— А там где?

— В комнате для мотора. В нее тайная лестница ведет. Попадать на нее надо через подвал. Там под домом подвал. С улицы залезаешь в дыру, проходишь подвалом и выходишь через дверь на ту лестницу.

Мишата так давно не говорила длинно, что с непривычки запыхалась и помогала себе руками, жестами изображая устройство дома. Дети не двигались, но их зрачки неотрывно следовали за руками Мишаты.

— А ты наверху знаешь кого-нибудь?

— Нет. Никого.

— А здесь, в метро?

— Я в городе вообще никого не знаю.

Дети переглянулись между собой и опять уставились на Мишату.

— А есть, пить как достаешь?

— Я к партизанам в квартиру ходила через тайную дверь. Там у них набирала из кастрюлей, банок, отрезала по кусочку, что режется. Я так, немного, чтобы не заметили. Но они заметили, видно. Ловить меня не стали, просто заперли дверь.

У девочки на полу оживилось чумазое личико. Хихикнув, она поглядела на Мишату как на диковинного зверя. Одноглазая, склонясь к уху мальчика в шапке, прошептала что-то. Тот покачал головой. Сказал:

— Отойдем за угол, об нас тут спотыкаются.

Повернулся и пошел в арку. Дети тоже пошли, кроме маленькой, которая осталась сидеть и подбрасывать кубик. Ей, наверное, нельзя было выходить по игре.