— Это было так давно, — ответила Мишата, — прошлой зимой. — Она, нахмурившись, помолчала. — Ну вот, у меня был любимый елочный паровозик. Я гуляла в лесу и повесила его на елку, потому что должен был настать Новый год. Я подумала: хорошо — белая елка и один-единственный белый паровозик. Я хотела ходить туда каждый день, любоваться, размышлять. Но какой-то лыжник его забрал. Он был, наверное, охотник. Он оставил костер, бутылку, газету, а паровозик забрал.
— Так, может, дело в этом паровозе и надо думать в эту сторону? — предположил Языков.
— Может, — вымолвила Мишата.
— А давно он у тебя?
— Не знаю. Сколько я себя помню, был со мной. Это очень важная в моей жизни вещь.
— Что же важного?
— Он ведь привел меня в лес, где меня потом братья нашли. Это он не дал мне замерзнуть, а вовсе не снежная природа, которой у меня и нет вовсе, что бы там ни считала братия. Тайна в нем. Он и сейчас меня манит, мне кажется, я чувствую его, если закрою глаза. Он, я думаю, тоже в городе где-то. Да! Я всегда это понимала, просто сейчас впервые вслух произнесла!
Еще один поезд улетел со станции. Волосы Языкова с трудом приподнял ветер, и Мишата увидела, что они полны черной и бурой пыли. И у других детей были такие волосы, а ладони серые, как железо.
— Получается, — улыбнулась Мишата, — что паровозик меня к вам привез. Или это случайность, что мы встретились?
— Да нет, — ответил Языков. — Ты же часто сиживала в метро? А мы днем все время в залах, играем. Знаешь, сколько игр у нас? Сколько вымосток, столько игр. Мы часто, если нас кто-нибудь заинтересует, кубик ему подбрасываем. Рано или поздно мы бы все равно встретились,
— Что же мне делать дальше? — спросила Мишата.
— Ну, — откликнулся Языков, — это уже совсем, совсем другой вопрос.
Он с размаху хлопнул по шапке и оглядел своих собратьев.
— Что думаете, желваки?
Все подошли поближе к нему, недолгий говор пробежал между всех, и опять расступились, и Языков снова стоял перед Мишатой.
— Вообще-то, шелест про какие-то елочные игрушки идет давно… Может, это так, сказочки… Факт же только один имеется.
Он помолчал и как бы нехотя, хмуро продолжил:
— В прошлом году мы постоянно высовывались-следили. Как-то ночью, зимой, застали компанию чужих, которые залезли в витрину. Там всякая техника была, и мелочь тоже. Но их интересовала одна только елка. Они покрутились около нее и сняли три игрушки. Потом отошли и тут же, между гаражей, эти игрушки разбили. Мы нашли осколки. Один из наших — сейчас его нет — вроде узнал пару курток, из какой они школы. Больше мы их, правда, не заставали. Но той зимой такая картина имелась часто; витрина вскрыта, игрушки вытащены и тут же, рядом, разбиты. Что это, зачем? Похоже, искали что-то. Вот тебе одно сообщение.
Он посмотрел немного на Мишату, она кивнула. Он продолжил:
— Теперь другое. Ты сейчас поезжай на Краснопресненскую. Спросишь или увидишь сама — решетки, замок какой-то… Это злой парк. В нем живут чуваки. Мы их никого не знаем.
— Узнаем еще, — пообещал обвязанный.
— Не знаем, — повторил Языков. — Но слышали: там кто-то, в общем, ходил когда-то в школу, откуда вроде бы и те, кто по игрушкам зимой хоботился. Вот так. Это всё.
— Мне достаточно, — с благодарностью сказала Мишата, — спасибо тебе! Только как же я поеду? На поезде, как земляки?
— Какие еще земляки? Это люди, жильцы. Они ездят, и ты езжай. Ничего с тобой страшного не случится. Главное, не засматривайся в отражения: вместо стекол кривые зеркала вставлены. И не садись по часовой стрелке. Хоть это и дольше, но садись против стрелки. Всегда так езди. И на поверхности, как злой парк найдешь, тоже будь осторожна.
— А то тебе голову там откусят, — сказал обвязанный.
Языков недовольно взглянул на него.
— Не слушай Рукова, — сказал он, — их тебе опасаться вроде бы нечего.
Маленькая девочка — она как-то незаметно оказалась рядом — тронула пальцем колено Мишаты.
— Ничего, что мы посылаем тебя дальше? — спросила она таким странно нежным и мелодичным голосом, что Мишата вздрогнула. — Поверь, мы же тебе даже поесть дать права не имеем.
— Чего болтаешь? — пробормотал Языков. — Все она понимает. И отправляем ее по хорошему адресу. Не нам же ее брать. У нее вообще тема другая.
— Понимаешь, — опять заговорила девочка, — мы сейчас вот играли так, для себя, а вообще у нас разрешено позвать в игру того, кто номер угадал. Видишь? — она показала кубик. Он лежал изображением собаки вверх. — Собака, — продолжила девочка, — четыре. Звезда — один, зайчик — два. Никто не угадывает, а ты угадала. У нас тоже, как у тебя, много домов, и едой бы мы тебе помогли, но у тебя другая тема, потому тебе лучше идти к другим.
— Хотя они и уроды, — сказал обвязанный.
— В общем, еще одно, — добавил Языков, — ты, когда их найдешь, передай там… Чтоб к нам в метро не совались. Ясно? Чтобы забыли лазить сюда.
— Привет им передавай, — сказал обвязанный.
— Ладно, — сказала Мишата. — Ну, я сейчас пойду. Да?
— Да, давай, — ответил Языков.
Мишата еще раз по очереди посмотрела на всех.
— До свидания! — сказала она и пошла.
— Эй, ты! — крикнул Языков.
Александр Омельянович , Александр Омильянович , Марк Моисеевич Эгарт , Павел Васильевич Гусев , Павел Николаевич Асс , Прасковья Герасимовна Дидык
Фантастика / Приключения / Проза для детей / Проза / Проза о войне / Самиздат, сетевая литература / Военная проза / Прочая документальная литература / Документальное