Дым проникал из щелей и висел в неподвижном воздухе. Коричневые старухи стояли в дверях. Их мужья, старые служители зоопарка, лилиеводы, ловушечники, волконавты, крокодильеры, кто с рукой, кто с ногой из чистого серебра, сидели на пустыре и смотрели маленький телевизор.
Звуки и свистки спортивной передачи слышны были далеко. Пары странных кушаний поднимались из-под шкур и беспокоили сердце — запахи и закаты стран, где никогда не суждено побывать. Гирлянды сушеных змей тянулись между клеток вперемешку с матросскими лохмотьями, невиданные цветы светились под рваным полиэтиленом, огромный слоновий череп стоял в грязи…
Скоро улица исчезла. Дальше лежал пустырь, весь в костях и обломках клеток, и змеи растекались из-под ног. На другом конце пустыря стоял остров черного леса, а над ним угадывалось огромное здание. Дымчатый его купол еле различался на фоне неба. Еще дальше висели ранние огни и слышался городской гул.
-— Вон он, Планетарий, — прошептала Фара, указывая на купол. — А за ним — Садовое кольцо, Старый город и центр. Запоминай: идешь домой — обязательно прихвати доску там, бревно, в общем, дровину. Или, если хочешь, можно перпендулий взять и воды из родника набрать: а то у нас течет вода, но какая-то ржавая… А вот и наша клетка! — хмыкнула Фара, когда они подошли к темноте.
Решетчатый забор из толстенных копий, связанных узорными кольцами, сдерживал лес. Вовнутрь едва бы просунулась рука, а вверху между наконечниками слабо блестела терновая проволока.
Всей компанией залезли и повисли в ряд на небольшой высоте, упираясь в колечки-украшения.
И пошли тихонечко влево, переступая с колечка на колечко. Побрела и Мишата. Она оказалась последней. Через ровные промежутки забор скрепляли белокаменные бабы, и надо было оползать их, сжимая в объятиях облупленные бока.
— И всегда так ходи до лазейки, — учила Фара, терпеливо перебирая руками и ногами, — чтобы не светить ее, не вытаптывать рядом землю.
— Это вы хорошо придумали, а то бредуны тут недавно ходили, — прошептала Мишата.
— Да ты что! С чего ты взяла?
— Почуяла. Сейчас их нету. Запах уже еле слышен. Но все равно, где-то рядом они таились.
— Грех-табак! — выругалась Фара, косясь в темноту. — А ты молодец, следи, следи, и если что, говори сразу.
Наконец все остановились. Сверху раздался шепот:
— Эй, ползунки! Увидели вас, да не узнали! Перекличьтесь!
— Это я, Гусыня!
— Самоделкин!
— Пудра!
— Оплеухов!
— Опахалов!
— Пушкин!
— Фара и еще Мишата, — произнесла Фара. — Это наши сторожа, сычи, — объяснила она, — мы так по очереди. Тебе тоже сычить придется. У нас без охраны невозможно.
Тем временем Гусыня отыскал в решетке прут, разболтанный в своих креплениях, и хорошо приподнял.
Открылась дыра, куда все по очереди пролезли.
Гусыне последнему подержали прут, а потом опустили на место.
И пошли по решетке обратно тем же паучьим ходом, чтобы и изнутри возле прута ничего не вытроптать. А слезли там же, где и залезали. Пусть бредуны ломают голову: как это — тропа кончается у забора, продолжается за забором, а в самом заборе-то ни малейшей лазеечки!
…Тут была старая-старая аллея огромных вязов. Их стволы слабо выступали из темноты. В каждом было дупло, и в каждом дупле что-то жило. Под ногами чувствовалась дорога, в древности асфальтовая, а сейчас истресканная, и из трещин росли травы, кусты и даже тоненькие деревья.
Чаща по сторонам шумела, а ветра не было, и Мишата думала — что же это шумит? Порой похохатывала сова, и то и дело чьи-то коготки стрекотали по камням. Вдалеке, сквозь наслоения деревьев, еле сеялся свет фонаря. Иногда его пересекали летучие тени.
— Зверей, что ли, тут полно? — шепотом спросила Мишата.
Фара повернулась к ней. Одна сторона ее лица, нежно-белая от фонаря, была расписана голубоватой паутиной теней. Во мраке рта, как звездочка, поблескивал мокрый зуб, а вторая звезда отражалась в глазу.
— Зверья тут много, но ты привыкнешь, — тихо-тихо ответила Фара, — все беглые звери с зоопарка собираются сюда. Зато ненужных людей тут не бывает. Границу забор охраняет, да и мы следим. Тут как страна: джунгли и развалины, и никого, кроме нас, нету.
— А что это там лежит? — спросила Мишата.
Из земли поднимался огромный сумрачный шар. Чуть дальше лежал еще один, похожий на голову в шляпе, а совсем вдали расплылся, кажется, третий.
— Иди, не задерживайся, — ежась, шептала Фара. — Это всё планеты. Тут Луна, дальше Сатурн и так далее. В Сатурне, видишь, дыра, там гиена Яна живет. Планет тут много, и все пустые внутри. Это же парк при замке звездочетов, вот они в древности и наделали себе этих планет. Тут в чаще много всего: скульптуры созвездий, разные львы да пауки, бассейн, была даже здоровенная астролябия, но от нее только штанга осталась: разломали.
Так, перешептываясь, они приблизились к Планетарию. Травы колосились на крыше. Она одиноко поднималась в небо — самых высоких деревьев едва хватало, чтобы только коснуться ее края, такой огромный был Планетарий. Его стены истрескались, решетки поржавели, и крохотные окошки, темневшие на высоте, молчали.
Александр Омельянович , Александр Омильянович , Марк Моисеевич Эгарт , Павел Васильевич Гусев , Павел Николаевич Асс , Прасковья Герасимовна Дидык
Фантастика / Приключения / Проза для детей / Проза / Проза о войне / Самиздат, сетевая литература / Военная проза / Прочая документальная литература / Документальное