«Еще пять ртов, — скептически сказал бай Горан и тут же улыбнулся: — А может, это и к лучшему!» Мы подавляли в себе эти чувства, но они нет-нет да беспокоили нас: каждый новый человек означал, что на твою долю придется меньше еды. Однако все побеждала радость оттого, что силы наши растут. Пришлось познакомить бай Горана с сентенцией о том, что голод переносится легче, когда его разделяешь со многими. «Ну уж если нам и придется откинуть копыта, то с этими твоими сентенциями сделать это будет легче!» — шутливо заметил он.
Да, мы погибали, но борьба продолжалась.
Живы бачокировцы с Косматой: Коце вновь ушел из Софии на Мургаш, Ванюша отправился в Михайловградский отряд, Нофчо полностью посвятил себя боевой деятельности в столице, Стефан и Бойка остались на работе в Софийской организации, Цоньо уже не мог находиться в горах и помогал ломским партизанам...
Живы были бойчоогняновцы. Они перезимовали в Ботевградском крае: в Липнице — у Нако Стефанова, Николы Йотова, Марина Гарванского; в Новачене — у Антона Дюлгерского и Тодора Томова; в Родотине — у Васила Железничарского. Укрывались и в Софийском крае: в Кубратове — у Ради Маркова; в Бутулии — у Тодора Драганова; в батулийском квартале Сирман — у Николы Тодорова и Кирилла Георгиева; в батулийском квартале Голяма Мечка — у Николы Мечкарского; в Локорском — у Станоя Турчова и Гаврилы Петкова. Они переходили из дома в дом или оставались большей частью у одного ятака. Они были свидетелями самой простой и самой большой храбрости — не в момент боя (это легче!), а в нескончаемые дни и ночи, когда с надеждой ждешь сумерек и с тревогой — рассвета. Каждый из этих людей умирал тысячу раз...
Бойчоогняновцы начинали лето, имея на своем счету успешные боевые операции. На протяжении зимы они оказались более подвижными, более активными, чем мы, бачокировцы. Пусть условия у них были более благоприятными, но все же надо отдать им должное.
В нелегальном «Бюллетене» Софийской областной организации Рабочей партии неизвестный автор писал о митинге в селе Каменица Пирдопского края: «Утром 20 февраля чета имени Филипа Тотю окружила наше село. Восторженно и тепло встретили каменичане своих братьев — партизан.
Первыми, кто их встретил, оказались гости, бывшие на свадьбе в квартале Скумца. Всю ночь гости и партизаны плясали, веселились, беседовали. Когда один из партизан прочитал листовку, выпущенную Софийским комитетом Отечественного фронта в связи с бомбардировками, некоторые из эвакуированных расплакались.
На рассвете партизаны заняли село, не встретив сопротивления. Барабан известил, что партизаны созывают жителей села на митинг. Мужчины, женщины, дети — все собрались перед зданием общинного управления.
Командир отряда говорил о грабительской, погромной и антинародной политике регентов и правительства. Многие присутствующие плакали и обнимали партизан. Это было настоящее братание с партизанами. Крестьяне и эвакуированные жаловались на тяготы жизни, говорили, что газеты и радио обманывают их пустыми обещаниями.
Партизаны арестовали членов реквизиционной комиссии и заставили их публично заявить, что они не будут грабить крестьян. Такое же заявление сделал и староста.
После собрания все принялись весело плясать хоро́. Крестьяне принесли много хлеба, гювеч[136]
и другие продукты. Какой-то юноша с восторженным взглядом подошел к командиру и сказал ему: «Отец очень болен. Он хочет вас видеть. Прошу вас, идемте к нам». Все приглашали партизан по домам, как дорогих гостей.При расставании молодежь построилась и вместе с партизанами прошла через село с песней «Жив он, жив»... Все село провожало гостей... В ответ на приглашение командира юноши заявили, что весной все придут в чету.
Каменичане никогда не забудут этого торжества».
Корреспондент кое-чего не знал, а может, и постеснялся написать об этом. Когда спросили, на скольких человек готовить еду, наши ответили: «На сто двадцать». А было их всего двенадцать, однако по тому, сколько было съедено, каменичане решили, что ошиблись они не намного... Командир же не слишком учтиво разговаривал по телефону с полицейским участком в Пирдопе. Лазар утверждает, что полицейский начальник вел себя весьма неприлично и приходилось отвечать ему соответственно.
...Иначе, строго и по-боевому, прошла операция в Кремиковцах.
Это блестящий, самый яркий у нас пример взаимодействия между партизанской четой и боевыми группами!.. В том краю тогда было тридцать бойчоогняновцев, а объектов для нападения предостаточно. Кстати, эти объекты располагались в пятнадцати минутах ходьбы от монастыря, где находилось убежище регентов, которых охраняли 150 солдат, и всего в восемнадцати километрах от Софии. Тогда было принято решение привлечь к участию в операциях товарищей из боевых групп: из Кремиковцев — двоих; из Локорско — четверых; из Войнеговцев — пятерых; из Световрачене — пятерых; из Чепинцев — четверых; из Бакьова — пятерых; из Подгумера — пятерых.