В этом отрывке сказано очень важное, о чем часто (да что там, практически всегда!) забывают: Христос не ставит покаяние необходимым условием, чтоб быть с человеком. Он не требует, чтоб мы СНАЧАЛА покаялись, а ПОТОМ вошли в радость общения с Ним.
Напротив. Он делает ровно наоборот:
Он буквально замещает грех и удовольствие от греха – Собой. Не требуя, чтоб человек отказался от греха одной силой воли, без понимания, к чему это и ради чего. Нет, Он дает людям радость такой чистоты и силы, что грех совершенно тускнеет в их глазах.
Господь идет не от наказания, не от угроз, а от любви и милости. В Нем нет ни малейшего гнушения людьми, которые еще не отвернулись от своих грехов и не покаялись перед Ним. В каждом Он видит то хорошее, к чему можно и нужно обращаться, даже если это хорошее мало и слабо, как искра, – чтобы раздуть эту искру в пожар.
Он не просто общается – Он
А Он идет к больным и лечит их лучшим лекарством – Собой. Своим взглядом, голосом, улыбкой, Своими словами, Своей добротой. Своей готовностью быть с теми, кого отвергло, кем гнушается общество. Касается больного и сломанного в человеке – и исцеляет. Он Врач. И не сторонник самолечения.
Он – наше противоадие.
Горе вам, книжники и фарисеи
А вот одна из самых грозных, обличительных речей Христа к книжникам, фарисеям и законникам, в которой слова «горе вам» встречаются в прямо-таки пугающей концентрации:
Но горе вам, фарисеям, что даете десятину с мяты, руты и всяких овощей, и нерадите о суде и любви Божией: сие надлежало делать и того не оставлять.
Горе вам, фарисеям, что любите председания в синагогах и приветствия в народных собраниях.
Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что вы – как гробы скрытые, над которыми люди ходят и не знают того (Лк. 11:42–44).
Но за суровыми словами обычно остается незамеченным, что вообще-то все это происходит за обеденным столом в доме Его оппонентов.
Чаще подчеркивается, что Господь ел и пил с мытарями и блудницами. Но и в дом к фарисеям Он входил и с ними разделял хлеб, не гнушаясь и не отказываясь, не делая различий между теми грешниками и этими. А они приглашали Его под свой кров.
Это уже совсем другое дело, чем если бы Он обличал их, только столкнувшись с ними на улице или, например, в синагоге. Он вкладывает им ума – и довольно жестко; но прежде подчеркивает Свою готовность войти к ним в дом в ответ на их просьбу.
Иисус не народный трибун. Он не зарабатывает Себе популярность среди толпы, обличая власть имущих, не делит людей на тех, кому желает спасения и кто совершенно безнадежен и служит Ему лишь мальчиками для битья. Он действительно хочет, чтобы вот эти возлежащие рядом с Ним люди услышали Его и покаялись.
Это не отвержение – какое же может быть отвержение, если ты ешь с этими людьми и тем уже близок с ними?
Я войду к вам, говорит Господь, Я разделю с вами трапезу. Не буду льстить вам, но обличаю Я в близости, Я не опозорить вас хочу, а отрезвить.
Есть в этом некое смутное предвосхищение Тайной вечери, где Своего предателя Он так же будет обличать, деля с ним хлеб и всей душой желая достучаться до него.
Тут, кстати, можно сделать вывод, что и за трапезами с мытарями и блудницами Он тоже мог высказаться вполне нелицеприятно, не убаюкивая их совесть, но ободряя Своей близостью.
Да, Он может говорить и гневно, и укоризненно. Но сначала обязательно покажет: Я близок, Я здесь, Я рядом.
Я готов войти в дом твоего сердца и вечерять с тобой; и пусть за этим ужином отчетливо, даже болезненно прозвучит Мой укор – Я все равно с тобой, и это главное. Ты не отвержен Мною, ты Мне ближе твоего греха.
И чудесный, просто чудесный момент, когда в Его речь, посвященную разбору полетов книжников и фарисеев («горе вам!»), вдруг вклиниваются законники. Вот уж воистину иногда лучше молчать и не отсвечивать!