Господь мой и Бог мой. Евангельские чтения. В помощь открывшим Евангелие

Вообще, на мой взгляд, в молитве вполне допустимо говорить что-то вроде: «Смотри, что у меня получилось!» – с желанием разделить с Ним радость и с благодарностью Ему. Но не в ключе: «Смотри, что у меня получилось и какой я молодец!» – когда за Богом оставляется единственная «функция» – подтвердить это самовосхваление. Молитва благодарности – это молитва любви; но именно любви в фарисее и нет, и в результате его благодарность превращается в самовосхваление.

Фарисей уходит неоправданным, потому что он и не просил об оправдании! Он просил подтвердить его праведность, и только. Он сам себе ставит подножку, оправдываясь перед Богом по Закону: за сделанные дела Закона к нему претензий и нет, его за них никто не осуждает. По ним он оправдан. Но не делами Закона спасаемся, а милостью Божьей, к которой воззвал мытарь и не воззвал фарисей.

Фарисей оправдывает сам себя, не оставляя места для оправдания Божьего, он свое мнение, свои помыслы о себе делает своим судьей и защитником. Мытарь же, напротив, своим честным самоосуждением это место расчищает: где наше раскаяние, туда может сойти Божья милость.

Фарисей, возвышая себя, унижен будет, потому что в конце концов очутится лицом к лицу с собой настоящим, тем, чьи грехи не замыть и не выкупить никакими делами Закона. Для него это будет унижением: он падет в собственных глазах.

Мытарь же, если сохранит покаянное настроение, будет возвышен: милость Божья не только покроет раны его души, но и поднимет, и обрадует.

Бог ищет спасти обоих: но установка «я хороший» в определенном смысле куда опаснее открытого греха. В открытом, сознаваемом грехе можно покаяться, а вот в установке «я хороший» – сложно, ох, сложно.

Иногда проще отвернуться от Бога, чем от прекрасного себя.

Две лепты – две минуты в сокровищницу

По-гречески «лепто» – «минута». Когда узнаешь это, история про бедную вдову, положившую в сокровищницу храма все, что у нее было, две лепты, начинает играть совсем новыми красками.

И сел Иисус против сокровищницы и смотрел, как народ кладет деньги в сокровищницу. Многие богатые клали много.

Придя же, одна бедная вдова положила две лепты, что составляет кодрант.

Подозвав учеников Своих, [Иисус] сказал им: истинно говорю вам, что эта бедная вдова положила больше всех, клавших в сокровищницу, ибо все клали от избытка своего, а она от скудости своей положила все, что имела, все пропитание свое (Мк. 12:41–44).

Иногда у нас есть всего две минуты, чтобы отдать их Богу – две минуты, которые мы могли бы потратить совершенно иначе: махом глотнуть чашку кофе, посидеть с закрытыми глазами, заглянуть одним глазком в соцсеть или просто постоять бездумно у окна. Что-то одно, конечно. Все пропитание наше, крошечный отдых, возможность побыть наедине с собой.

Для современного жителя большого города две минуты одиночества и тишины кажутся настоящей роскошью: дух перевести, слюну сглотнуть, хоть на краткое время уйти в себя и ощутить себя. Две минуты внешней и внутренней тишины. Две минуты между двумя неотложными делами, между требовательными «мама!», между тем, как нас в очередной раз выдернут в реальность. А реальность – это синоним огромной усталости и тревоги.

Две минуты. И мы можем пожертвовать их в сокровищницу храма: помолиться, коротко, но отдавая все наше время.

И нет, это совсем не мало, Он свидетель. Это – все наше пропитание.

О безумном богаче

И сказал им притчу: у одного богатого человека был хороший урожай в поле; и он рассуждал сам с собою: что мне делать? некуда мне собрать плодов моих?

И сказал: вот что сделаю: сломаю житницы мои и построю большие, и соберу туда весь хлеб мой и все добро мое, и скажу душе моей: душа! много добра лежит у тебя на многие годы: покойся, ешь, пей, веселись.

Но Бог сказал ему: безумный! в сию ночь душу твою возьмут у тебя; кому же достанется то, что ты заготовил? (Лк. 12:16–21)

Притча о безумном богаче рассказана Христом в контексте разговора о чисто материальных ценностях, но, мне кажется, ее можно приложить и к тем, кто пытается «богатеть» и «наполнить сокровищницы» духовно, чтобы затем спокойно почивать на лаврах.