Господь мой и Бог мой. Евангельские чтения. В помощь открывшим Евангелие

…Царство Небесное подобно закваске, которую женщина, взяв, положила в три меры муки, доколе не вскисло все… (Мф. 13:33)

…Царство Небесное подобно зерну горчичному, которое человек взял и посеял на поле своем, которое хотя меньше всех семян, но, когда вырастет, бывает больше всех злаков и становится деревом, так что прилетают птицы небесные и укрываются в ветвях его (Мф. 13:31–32).

Чему уподоблю Царство Небесное?

Уподоблю его зерну света, брошенному в самую длинную и темную ночь. И тьма не объяла его, но ростки света просветили ее, и тьма как свет.

Уподоблю Младенцу, родившемуся в глубокой ночи и ставшему Мужем, Чей свет объял тьму, и победил, и озарил, и тьма как свет.

И город не имеет нужды ни в солнце, ни в луне для освещения своего, ибо слава Божия осветила его, и светильник его – Агнец ((Откр. 21:23).

Ты Сам, Господь мой, – Царствие Небесное, приблизившееся к нам, входящее в нашу тьму, чтоб преобразить и просвятить.

Ты – зерно, брошенное в тьму нашего мира, и выросшее, и ставшее тем деревом, к которому прилетают укрыться и питаться Твои птицы.

Ты – свет, сокрытый до времени, но творящий Свое невидимо для глаз.

Последние дни на земле

Преображение – свет без пламени

По прошествии дней шести взял Иисус Петра, Иакова и Иоанна, брата его, и возвел их на гору высокую одних, и преобразился пред ними: и просияло лице Его, как солнце, одежды же Его сделались белыми, как свет.

И вот явились им Моисей и Илия, с Ним беседующие.

При сем Петр сказал Иисусу: Господи! хорошо нам здесь быть; если хочешь, сделаем здесь три кущи: Тебе одну, и Моисею одну, и одну Илии.

Когда он еще говорил, се, облако светлое осенило их; и се, глас из облака глаголющий: Сей есть Сын Мой Возлюбленный, в Котором Мое благоволение; Его слушайте.

И, услышав, ученики пали на лица свои и очень испугались. (Мф. 17:1–6).

До Голгофы осталось немного, но никто ничего не знает, никто пока не понимает. Смерть уже почти коснулась Христа, тень смертная легла на Его голову, но еще никто ничего, никто ничего…

Скоро обжигающая и изматывающая Страстная неделя, потемки Тайной вечери, ночь Гефсимании и тьма Голгофы. И Преображение перед чередой этих событий – чистое, спокойное, как золотисто-розовые лучи заката Его земной жизни.

Мне почему-то кажется, что случилось оно вечером. Не знаю почему. Может, потому что в разгар дня под тамошним солнцем на Фавор очень тяжело подниматься. А на закате сплелись бы воедино свет вечерний со светом невечерним.

Я очень люблю Преображение, этот праздник реальности и бытия, решительно разрывающий марево всего здешнего, ограниченного человеческими чувствами и восприятием, этот праздник истины и узнавания, узнавания не рассудком, не чувствами, а всем собой.

Тут-то и понимаешь, что истину возможно познать только собой всецело – одного разума или интуиции для этого недостаточно. Это то, от чего задыхается на Фаворе Петр, лепя несусветную чушь про шалаши; и как прекрасно, что это тоже вошло в Евангелие – эта потрясающая растерянность человека перед превосходящей его истиной, которую невозможно принять в себя и переварить, в которой можно только раствориться.

Конечно, на Фаворе преображается не Христос. Сила и слава, в которой увидели Его ученики, были с Ним всегда. Не Господь преображается-меняется, нет – глаза учеников ненадолго открываются, чтобы увидеть Его таким, каким должно видеть. В сияющей славе, ослепительной белизне, красоте, чистоте. Таким, каким через много-много лет увидит Христа апостол Иоанн, лицезрея видения Апокалипсиса.

Преображаются, скорее, ученики, на какие-то секунды получившие способность узреть этот свет, прикоснуться к истоку бытия. Это откровение их глазам, сердцам и душам. Они видят Христа в Его подлинной славе. Видят Христа-Победителя. И слышат при этом разговор Иисуса с Илией и Моисеем о скорых муках и смерти.