— Берта, посмотри мне в глаза… Не ты взяла деньги? Скажи по чести… Не послала их своей матери?… Лучше будет, если скажешь. Берта, смилуйся!
Жена побледнела.
— Как ты мог подумать!.. Сосчитай снова. Может, ты ошибся!..
Мартон сжимал в руках гвоздики. Пишта подполз к нему. Г-н Фицек бросился на кровать и вцепился в доску.
— О-го-го! Я ошибаюсь? Я ошибаюсь?.. У меня тридцать три форинта, разве я ошибаюсь?.. — Он сгреб банковые билеты и комкал, мял их. — Что будет со мной? Квартира, мастерская! Новая мастерская! Стоит ради вас стараться!.. Украли мои деньги!.. С ума сойти! Еще вчера были деньги… Еще вчера были — здесь считал их… Этот проклятый Кобрак! Никакой помощи! Украли мои деньги!.. Что со мной будет?.. Вы украли мои деньги!..
В корыте проснулся Банди, заревел однотонно и упорно.
— Отто! — вскочил г-н Фицек. — Отто! Посмотри мне в глаза… Ты ничего не вынимал у меня из кармана?
— Папа…
— Что «папа», будь ты проклят! — И стукнул мальчика в грудь. — Мартон!
Мартон, не выпуская гвозди из рук, дрожал. Он встал.
— Не трясись… Поиграть… Так просто, для игры, ты не взял? Смотри, такие деньги… Они так выглядят… Деньги, понял?.. Деньги!.. — задыхался он. — Уйди ты с глаз долой! Что у тебя в руке?
Мартон разжал крохотную ладонь, и три сиротливых гвоздика упали на пол.
— Пишта, иди сюда!.. Деньги!.. Деньги!.. — Он бросил взгляд даже на Банди, плачущего в корыте. — Конец мой пришел… Шимон украл! Рейнгард украл! Ушел и перед этим ограбил меня. Я донесу, чтоб его арестовали. — Он осмотрелся. — Всех убью!.. Пусть допросят Шимона, Флориана, Чепе, Ференци, Рейнгарда… Кто-нибудь из них да признается…
Фицек поспешно одевался.
Отто вспомнил:
— Папа, а жалованье подмастерьям…
— Что?.. Что?.. Какое жалованье? Кому? Что?
— Вчера…
Господин Фицек спустил брюки. Они скользнули на пол, мастер вперил глаза в воздух. Наступила тишина.
— Подмастерьям?.. — пробормотал он и далеко отшвырнул от себя штаны. Закрыл глаза, руки опустились. Он бросил обратно подушки, сложил разбросанные деньги, лег в постель, разгладил деньги и уставился взглядом в одну точку. — Осталось у меня тридцать три форинта… Убирайся отсюда!
Он натянул на себя одеяло. Жена вышла на кухню, вынесла лампу, и ребята гуськом пошли за ней. На комнату упала тьма, изредка стонал г-н Фицек, и скрипела под ним кровать.
— Не шумите, — сказала жена, закрыв двери.
Пишта тихо спросил:
— Что с папой?
Мать не слыхала вопроса. Отто смотрел в темные окна.
В мастерской на углу улицы Дамьянича с краю длинного верстака работал Шимон, рядом с ним союзил Флориан. Около самой двери сидел заготовщик в белом фартуке, напротив девушка, прошивавшая заготовки. Г-н Фицек купил в рассрочку швейную машину «зингер» с условием выплачивать пять форинтов в неделю.
С тех пор как в мастерской сидела девушка, подмастерья старались говорить грубости более деликатно. С самого утра в мастерской разговор шел о Шимоне, который накануне был в призывной комиссии, где его взяли в солдаты.
— Ну, рекрут, — спросил Флориан, — на каком языке будут тобой командовать — на венгерском или на немецком?
— Начхать мне на каком! Для меня одна собака: мой родной язык — румынский.
— Слышали, товарищ Дембо? — крикнул ему через стол заготовщик. — Взорвали великого князя Сергея. Тысячью кусков взлетел на небо!
— Дай ему бог здоровья, — ответил Шимон.
Флориан свернул самокрутку, послюнил.
— И здесь это не помешало бы…
— Керосин вздорожает, — проговорила девушка, не переставая шить. Но, не получив ответа, обернулась. — Да, господин Дембо, керосин вздорожает. Жилец сказал утром мамаше. В России взорвали нефтяные вышки.
— Да ну! — промычал Флориан. — Кто взорвал?
— Революционеры.
— Зачем? — спросил Шимон.
— Разозлились, наверно… Не знаю… Студент один живет у нас. В университет ходит, очень умный молодой человек. Вчера дал мне листовку. Посмотрите. — Она протянула листок Флориану.
Листовку прочли вслух: