Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

Умер он: от несчастья надолго не скрыться!
Ненавистный январь ему смежил ресницы
На холодной панели, в сырой темноте
Перекрестка ночного, в глуши, в нищете!
Он ведь жил только летом! Спускаясь к причалу,
Покупал себе книгу… А солнце сверкало!
Оставлял он в газете статью и скорей
Вон из города, в лес, на просторы полей.
И мечтая, бродил по звенящему бору,
По тропинкам, петляющим по косогору,
Слушал пение птиц, и на солнечный свет
Он смотрел безмятежно, как истый поэт!
Но зима! О, зимой от дыхания хлада
Разбегаются в страхе лесные менады,
Снежный саван ложится на горный хребет,
И едва пробивается солнечный свет
В городок Тиволи, осажденный зимою.
И Жерар, от мороза сведенной рукою
Уж не пишет. Глаза его, болью полны,
К горизонтам неведомым устремлены:
Он любимый Восток видит в тайном мечтаньи…
Но к чему эти грезы, к чему ожиданья!
Слишком дорог тот путь, а карманы пусты —
Денег нет у того, у кого есть мечты!
И однажды в ночи, в одиночестве тая,
На волнах океана мечты уплывая,
Ощутил он отчаянья мощный прилив,
Где лишь холод и боль, и, мечту позабыв,
К небесам обратил он свой взор безнадежный,
К небесам, по которым бредут, безутешны,
Души мертвых к пределам далекой страны,
Где богач и бедняк уж навеки равны».[75]

Я ответил сразу же, поместив в «Мушкетере» его письмо и мой ответ:

«Дорогой Мери!

То, что Вы предлагаете, — проще простого.

У меня есть мрамор, и я предоставлю его.

Двухсот или трехсот франков будет достаточно для того, чтобы обтесать камень и выгравировать на нем надпись. Что же касается участка земли, то, полагаю, он будет приобретен Обществом литераторов.

Завтра мы с Вами ужинаем у Рашель. После ужина один из нас возьмет под руку нашу великую актрису, и через несколько минут необходимая сумма пожертвований будет собрана.

А бедному Жерару не надо ничего, кроме черной мраморной плиты и выбитых на ней Ваших стихов.

Могила, достойная поэта; эпитафия, достойная короля.

Искренне Ваш,

АЛЕКСАНДР ДЮМА.

27 января 1855 года».

На другой день мы действительно ужинали у Рашель, но проводить в жизнь наши благие намерения оказалось ненужно, поскольку я получил следующее письмо:

«Дорогой Дюма!

Государство берет на себя расходы по погребению Жерара де Нерваля; предоставьте ревнивой дружбе печальную радость установить надгробную плиту и оплатить ее.

ТЕОФИЛЬ ГОТЬЕ.

АРСЕН УССЕ».

Я ответил так: