Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

Короче говоря, в Страсбург он прибыл со ста пятьюдесятью франками и остановился в гостинице «Ворон», но, стоило ему там обосноваться, как подули первые сентябрьские ветры; в итоге он прельстился покроем и цветом одеяния, являвшегося в то время последним криком моды: то было пальто табачного цвета; удивленный дешевизной предмета одежды, способного заменить одновременно редингот, плащ и домашний халат, он купил его, и мне, моту, который платит своему портному по сто франков за редингот, предстояло увидеть, что можно приобрести за сорок франков; полностью оплатив счет за проживание в гостинице «Ворон», он отправился в Страсбург, имея при себе восемьдесят франков, которых было вполне достаточно для того, чтобы присоединиться ко мне во Франкфурте.

Однако, проезжая через Баден, он не мог отказать себе в удовольствии сделать там остановку и поселился в гостинице «Солнце», где поужинал за превосходным табльдотом, который обходится постояльцам в три франка, сумму вполне умеренную, но без учета вина. Из экономии он пил воду, хотя взор его манила бутылочка мозельского. Но вот после ужина он не устоял перед искушением и вошел в игорный зал.

Там ему пришла в голову блестящая мысль бросить на сукно луидор; если выпадет его номер, он выиграет тридцать шесть луидоров, то есть возместит почти все свои издержки, включая и траты на покупки.

Но выпал другой номер.

Он бросил второй луидор.

Потом третий.

Наконец, когда он решил бросить четвертый, выяснилось, что карман его пуст.

И он вернулся в свою комнату весьма изумленный.

Это его собственные слова, я прекрасно их помню.

В разгар этого изумления Жерар вспомнил, что по его просьбе гостиница оплатила ему место в дилижансе и что он еще не рассчитался за ужин.

И тогда, не желая увеличивать сверх меры счет в гостинице «Солнце», он надумал оставить там поутру свою дорожную сумку, чтобы внушить полное доверие хозяину, и с одной тросточкой в руке, будто прогуливаясь, возвратиться в Страсбург, в гостиницу «Ворон», где, естественно, ему окажут полное доверие, поскольку он прожил там два дня и расплатился до последнего сантима.

На другой день, на рассвете, он осуществил свой замысел и добрался до цели смертельно голодным, но вполне уверенным в завтраке, который светил ему в гостинице «Ворон».

И в самом деле, там он позавтракал, поужинал и лег спать.

Но в промежутке между завтраком и ужином он написал мне письмо, содержание которого, в кратком пересказе, сводилось к следующему.

Чтобы добраться до меня, ему требовалась небольшая сумма, всего сто франков, и, не зная заранее, в какой из двух гостиниц будет находиться, он просил меня ответить ему сразу по двум адресам — в гостиницу «Ворон» в Страсбурге и в гостиницу «Солнце» в Бадене.

Я получил это письмо, сидя за табльдотом.

Поскольку ни одного банкира во Франкфурте я не знал, то с присущей мне доверчивостью обратился к сотрапезникам, сидевшим за одним со мной столом:

— Господа, не может ли кто-либо из вас оказать мне услугу: принять от меня сто сорок франков и выдать мне переводный вексель на такую же сумму для погашения его в Страсбурге или Бадене?

Поднялся молодой человек.

— Я берусь сделать это, если подобный пустяк доставит вам удовольствие, — произнес он.

— Огромное удовольствие, сударь.

— Я сын господина Ирвуа, начальника конторы дилижансов в Париже, — продолжал молодой человек, — и могу выдать на имя его коллеги в Страсбурге, господина Ипже, вексель на сто сорок франков. Ровно столько же я получаю в качестве пенсиона, который назначил мне отец, а выплачивает господин Ипже.

— Благодарю вас, сударь, вот ваши сто сорок франков.

Господин Ирвуа позвал официанта, попросил у него перо, чернил и бумагу и выдал мне вексель на предъявителя, адресованный г-ну Ипже; я тотчас же написал Жерару письмо, отличавшееся чисто спартанской лаконичностью: «Получите, дорогой», после чего велел отнести его на почту и отправить в Баден, сделав приписку: «Переслать адресату в Страсбург» и из предосторожности оплатив эту пересылку.

Через два дня я получил от Жерара следующее письмо, почти столь же лаконичное, но, признаться, более красочное, чем мое.

«Г-ну Александру Дюма, во Франкфурт.

Баден я покидал, понадеясь уже,
Что месье Ирвуа или, может, Ипже
Привнесут в мою жизнь что-то счастия вроде,
И мой вечер закончится на пароходе.
Я отправился с этой мечтой голубой
От отеля «Солей» до отеля «Корбо».
Но напрасно: меня не щадила судьбина —
Господин Ирвуа не послушался сына,
И пустился я, плача над долей своей,
От отеля «Корбо» до отеля «Солей».[89]