Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

Подобные приступы охватывали меня где угодно — и когда я был в одиночестве, и когда находился в окружении людей, за обеденным столом; будучи в одиночестве, я давал волю слезам; находясь в окружении гостей, вставал из-за стола, уходил в свою комнату и плакал там.

Врач, которого эти приступы начали беспокоить, посоветовал мне отправиться в путешествие.

Между тем в Париже вновь объявился Жерар де Нерваль.

Как всегда приветливый, доброжелательный и застенчивый, он пришел пожать мне руку.

— Вы печальны и несчастны, дорогой Дюма, — промолвил он. — Не хотите немного отвлечься, одновременно оказав мне услугу?

— Охотно, друг мой, — ответил я, — но какую?

— Вы обещали написать вместе со мной пьесу…

— Да, помню.

— Согласны вы за нее приняться?

— Вполне. А сюжет у вас есть?

— Да, иллюминаты.

— Карл Занд?

— Нет, не Карл Занд, но примерно из той же эпохи и в том же духе.

— А вы не против того, чтобы поехать со мной в Германию и сочинять эту пьесу там?

— Я поеду куда пожелаете, лишь бы вы оплатили мою поездку.

— Сколько вам потребуется?

— Вексель на тысячу франков: прежде чем покинуть Париж, мне надо оплатить несколько мелких долгов.

— Как только вы присоединитесь ко мне, у вас не будет больше нужды ни в чем.

— А разве мы едем не вместе?

— В этом нет смысла. Я поеду через Брюссель и города Бельгии, где мне не доводилось бывать; затем поднимусь вверх по течению Рейна и буду ждать вас там, где пожелаете.

— Тогда ждите меня во Франкфурте-на-Майне, это очаровательный городок, спокойный и уединенный, как раз то, что нужно людям, которые хотят поработать.

— Ах, друг мой, люди, которые хотят работать, работают где угодно; но не суть важно, я буду ждать вас во Франкфурте.

— Как только вам будет ясно, когда вы там окажетесь, напишите мне.

— На какой адрес?

— Улица Дуайене, как всегда.

И правда, вместе с десятком художников, принадлежавших к тогдашней артистической богеме, Жерар жил в том чудовищном нагромождении домов, которое позднее было снесено, уступив место павильону Мольен.

— Ну а теперь, — произнес он, — главное: тысяча франков.

Я взял перо, чернила, бумагу и написал Антенору Жоли, директору театра Ренессанс:

«Дорогой Антенор!

Я сочиняю вместе с Жераром пьесу для Вашего театра; выдайте ему аванс в тысячу франков в счет его гонорара; обеспечением аванса послужит мой гонорар, если его собственного будет недостаточно.

Преданный Вам…»

— Когда вы уезжаете? — спросил меня Жерар.

— До вашего прихода я этого не знал, ну а теперь могу сказать: завтра.

— А вы уверены, что Антенор Жоли даст мне денег?

— Идите к нему сегодня же, и увидим.

— Вы правы, иду сейчас же.

Час спустя посыльный передал мне записку Жерара, где было всего три слова: «Все в порядке» и его подпись.

На следующий день я уехал.

* * *

Как и входило в мои планы, я посетил Брюссель, затем мрачной и кровавой памяти Ватерлоо, ставший одним из призраков моего детства; затем побывал в Антверпене, Генте, Брюгге; задержался в Мехелене, чтобы присутствовать на праздновавшемся там 850-летнем юбилее.

Я добрался до Льежа, где меня приняли за фламандца и где мне чуть было не пришлось умереть от голода в гостинице «Англетер»; из Льежа шагнул в Ахен, где с не меньшим волнением, чем Карл V, посетил гробницу Карла Великого и поклонился главным и малым реликвиям. Затем пришла очередь Кёльна с его недостроенным собором, который с одной стороны уже рушится от старости, а с другой продолжает возводиться; наконец, я достиг берегов Рейна. Три дня спустя я уже был во Франкфурте.

Из Кобленца я написал Жерару, что жду его во Франкфурте, как если бы уже добрался до него.

Рассчитывая пробыть во Франкфурте не меньше месяца, я снял там квартиру, одна из комнат которой предназначалась Жерару.

Через четыре дня после моего вселения туда я получил от Жерара письмо, помеченное гостиницей «Ворон» в Страсбурге.

Письмо извещало меня, что, растратив неизвестно как целую тысячу франков и оказавшись по уши в долгах, он застрял где-то между Страсбургом и Баденом. Жаль, что это письмо потерялось; для вас, дорогая сестра, поскольку вы хотите понять Жерара, оно стало бы настоящей зарисовкой с натуры; в этом письме он описывал мне все свои прогулки библиомана по набережным, все свои остановки в лавках старьевщиков; рассказывал, как, прельщенный невероятной дешевизной, купил старинные канделябры и алебастровую лампу — украшения для своей спальни, которые ему давно хотелось иметь; потом приобрел комод в стиле Людовика XVI, на прямых ножках, с инкрустациями из розового и черного дерева; за все эти предметы он дал задаток, взял расписки с продавцов и оставил у них свои приобретения. «Лео Буркхарт» — так называлась пьеса, которую нам предстояло написать (он уже придумал название, и это доказывало, что он хорошо поработал над ней) — «Лео Буркхарт» должен был оплатить остальное.