Да, поистине странно, что именно в тот день я писал королеве, что она благословенна среди жен, не подозревая, что, подобно Богоматери, к которой взывают этими молитвенными словами, она вскоре будет оплакивать своего собственного сына.
Но не менее странно и то, что спустя двадцать четыре года, когда я пишу эти строки, теперь уже мой тогдашний спутник в свой черед бороздит моря, ведя за собой целую флотилию новоявленных морских чудищ, которые на виду у всех плывут на горизонте, изрыгая, подобно Левиафану, дым из своей пасти и, подобно Левиафану, колотя по воде своими огромными плавниками, — ибо моим тогдашним спутником, в присутствии которого меня молили воззвать к королеве Франции и который слушал эти мольбы, стоя с нахмуренными бровями, был принц Жером Наполеон.
Но как случилось, что я затерялся в морских просторах, да еще на борту утлой лодки? Как случилось, что на этой лодке я отправился с Эльбы на Пьянозу и вместе со мной на этой лодке был принц Жером Наполеон?
Сейчас я все это вам объясню.
Когда в 1842 году поползли слухи о возможной войне, принц Наполеон покинул двор короля Вюртембергского, своего дяди, где он воспитывался и получил то превосходное немецкое образование, которое, дополненное французским образованием, отточило его ум.
Он не хотел, чтобы в случае войны между Германией и Австрией возникла хотя бы тень подозрения, что кто-то из Наполеонов выступил против Франции.
Отец его был разорен, но то было почетное разорение, если такое возможно: вспомним, что он единственный из всех братьев Наполеона I предложил ему в 1815 году свои деньги и свою шпагу: двенадцать или четырнадцать миллионов, которые Наполеон I взял, и шпагу, от которой Наполеон I не отказался.
Эта шпага была с честью обнажена в битве при Ватерлоо, и ее рукоятка, на которой остался след расплющившейся о нее пули, защитила того, чей бок она прикрывала.
Принц Наполеон, к счастью, не был богат — я полагаю, что для любого принца всегда лучше быть бедным — и, кроме того, был изгнанником. Бедность и изгнание — прекрасные учителя философии.
К тому же это ставило принца на один уровень с другими людьми, и он понял, что если хочет их превзойти, то должен превзойти их умом.
Меня представили принцу, едва он приехал. Ему было от силы восемнадцать лет. Несколько дней спустя король Жером спросил, не хочу ли я совершить путешествие с его сыном.
Я оговорил условия: это было мое право, ибо на общественной лестнице я стоял ниже!
Будучи чересчур бедным, чтобы путешествовать, как принц, я был чересчур гордым, чтобы путешествовать в свите принца; вот тогда я и узнал, насколько велико состояние принца Наполеона.
Было решено, что мы соединим содержимое наших кошельков и будем путешествовать, как два студента.
Я предложил моему достославному спутнику совершить паломничество на остров Эльба; тогда ни одному из Наполеонов еще не пришла в голову мысль посетить этот последний привал императора, эту скалу, с которой его орел устремился в полет, чтобы, по словам самого Наполеона, перелетая с колокольни на колокольню, достичь башен собора Парижской Богоматери.
Ему не было дано предвидеть, что, устав от полета и от башен собора Парижской Богоматери, он рухнет на равнинах Ватерлоо.
В Ливорно мы отправились на почтовых. Для студентов это было излишне аристократично, но король Жером пожелал оказать нам такую любезность.
Отдельную любезность он оказал лично мне: у меня были лишь ружья Лефошё, а во Флоренции унитарные патроны еще не были известны. Король одолжил мне превосходное ружье фирмы Прела́, которое по его указанию переделали под капсюль, ибо это было его любимое оружие, и, когда по возвращении я хотел вернуть ему это ружье, он сказал мне, что одна из привычек, усвоенных им в то время, когда ему довелось быть королем, — непременно дарить то, что одалживаешь.
Это ружье входит в мою коллекцию из двенадцати ружей. Само собой разумеется, я согласился бы отдать все остальные за это одно.
В Ливорно нужно было найти какое-нибудь средство для переправы на Эльбу.
Да, но какое?
Зафрахтовать судно? Для этого у нас не было достаточно денег.
Прогуливаясь в порту, я увидел одну из тех лодок, какие за двадцать су доставляют пассажиров на пакетботы. У этой лодки, разумеется, беспалубной, было одно важное преимущество: она могла идти и под парусом, и на веслах.
Но она имела и недостаток, уравновешивавший это преимущество: при малейшем порыве ветра она могла накрениться и, зачерпнув бортом, пойти ко дну.
Называлась она «Герцог Рейхштадтский».
— Черт побери, принц! — воскликнул я. — Если вы не меньше меня верите в удачу Цезаря, то вот подходящее для нас средство передвижения.
Принц взглянул на лодку.
— Вы предлагаете нанять ее? — спросил он.
— Да.
— Чтобы добраться до Эльбы?
— Вот именно.
— И вы готовы плыть на этой лодке к Эльбе?
— Не раздумывая ни минуты, принц.
— Ну что ж, тогда я тоже не буду раздумывать.
Принц шагнул в лодку и беззаботно уселся напротив меня.
— Куда прикажете отвезти ваши светлости? — по-итальянски спросили лодочники.
— К острову Эльба, — ответил я.