Я уплатил восемьсот франков, вернулся в Париж… и основал там «Мушкетера».
Жерар де Нерваль несколько раз навещал меня на улице Лаффит, в доме № 1, где я тогда жил. Он пребывал ровно в том состоянии, какое пытался описать в книге, получившей название «Сон и явь», и один в один напоминал людей, опьяненных гашишем, а мне таких видеть случалось!
Девятого августа 1854 года я узнал, что накануне, охваченный крайним возбуждением, он снова попал в клинику доктора Бланша.
Он оставался там до 19 октября и вышел оттуда, не вылечившись.
Эти два слова, особо выделенные мною, будут иметь первостепенное значение на том этапе, к которому мы подошли.
Итак, следует просто-напросто взять на заметку, что Жерар покинул клинику, не вылечившись и не вняв советам доктора Бланша.
Жерар утверждал, что хорошо себя чувствует, тетка Жерара просила доверить ей племянника, да и Общество литераторов в лице своего комитета настоятельно требовало предоставить Жерару свободу.
Бланш утверждал, что болезнь находится на более тяжелой стадии, чем раньше, и что он знает это как никто другой, поскольку уже дважды глазами врача и друга наблюдал за губительными последствиями этого страшного недуга.
Кстати говоря, 17 октября, за два дня перед тем как Бланша вынудили открыть Жерару двери клиники, он получил от Жерара письмо, с которого я снял копию и в котором легко заметить признаки умопомешательства.
Жерар полагал, что у него есть повод жаловаться на Бланша.
Вот это письмо: