Госпожа Лафарж. Новые воспоминания

Ах, жалобные ветры, что порой плачут вместе с людьми, почему ваши стенания не пробудили отклика в моем сердце?! Тучи, что несут с собой грозу, почему не загремели вы громом, чтобы пробудить меня ото сна, почему не метнули молнии, чтобы осветить разверзшуюся пропасть? А вы, прекрасные звезды, зажигающиеся на небосводе, вы сверкали надо мною, но ни одна из тех бледных вещих звезд, что проносятся по небосклону и падают на землю, не стала смертельным предзнаменованием для бедной Мари!»[31]

Мари Каппель нашла г-на Лафаржа ужасно уродливым и, самое главное, глубоко вульгарным, что в ее глазах было самым страшным из уродств; однако ее живой ум, отступая перед лицом действительности, мгновенно отвлекся от неприятного впечатления, она забыла обо всем, внимая музыке, и позволила своей уязвленной душе унестись на крыльях мелодии.

Однако на следующий день ей пришлось возвратиться в действительность.

Мари, которую позвали к г-же Гapа́, застала ее заваленной целой лавиной рекомендательных писем, свидетельств о состоянии денежных дел г-на Лафаржа и отзывов о его благопристойной жизни и добром нраве, заверенных мэрами и сельскими священниками.

Одно из этих писем было от г-на Готье, депутата от Юзерша, который расточал похвалы характеру г-на Лафаржа и давал самые убедительные ручательства в отношении надежности его финансового положения. Он заверял, что, будучи связан с г-ном Лафаржем узами тесной дружбы, воспринимает его как сына, что состояние г-на Лафаржа, хорошо ему известное, — одно из самых значительных и прочных в Лимузене и, помимо того, г-н Лафарж обладает одной из тех широких натур, какие живут исключительно во имя прогресса, равно как и щедрым сердцем и безупречной честностью.

«Сударь, — в заключение писал достопочтенный депутат, завершая перечисление блистательных качеств г-на Лафаржа, — счастлива будет та молодая женщина, что доверит ему свое благополучие! Будь у меня дочь, я был бы горд и рад увидеть его своим зятем».[32]

Под тяжестью этих подтверждений великодушия, богатства и блистательных личных качеств г-на Лафаржа, Мари более не осмеливалась говорить о его уродливости и вульгарности его манер, так неприятно поразившей ее в первую минуту.

«Уже в пятницу тетушка дала г-ну Лафаржу ответ, если и не вполне определенный, то, по крайней мере, благоприятный, так что, когда я вошла в гостиную, они беседовали вдвоем, доверительно обсуждая всякого рода приватные подробности, и не прервали разговор при моем появлении.

— Теперь, сударь, вам нужно пойти к моему нотариусу, чтобы вы тоже могли получить все необходимые сведения, — говорила тетушка.

— Необходимые сведения?! Да зачем они мне?.. После того как я познакомился с мадемуазель Мари, денежный вопрос для меня вообще ничего не значит.

Тронутая таким бескорыстием, я ощутила признательность к г-ну Лафаржу. Я протянула ему руку, и он заговорил со мной о своей матери, которая сможет полюбить меня, как дочь, а затем стал делиться своими планами на будущее. Господин Лафарж сказал мне, что поместье Ле Гландье расположено несколько обособленно, но он принимает там много гостей и, поскольку каждую весну дела призывают его в Париж, будет привозить меня повидаться с родными.