Госпожа леса (СИ)

— Спасибо тебе, бабушка Весуха, — благодарил ее с широкой улыбкой мальчишка, — особенно за мой любимый пирог. Ты всегда его так вкусно готовишь.

Он стянул свои старые дырявые рукавицы и взамен их примерил новые, после откусил кусок капустного пирога и попрощался с доброй женщиной.

Весуха, растроганная, все в слезах, поплелась в сторону деревенских домов, покачиваясь, будто пьяная, а мальчишка направился к разрушенному мосту, который вел на противоположный берег Медовой.

Вэнд уже звал Элинэю возвращаться, когда девушка заметила странную особенность. Весуха, уходя с берега реки, оставляла за собой длинную тень, которую рождал огонь факелов. А вот мальчик, которого она звала Кирианом, тени не отбрасывал.

Когда Элинэя пришла в себя, малец уже исчез. Вот был на мосту, перескакивал с бревнышка на бревнышко, а тут раз — и нет его. Словно испарился.

Элинэя крепко зажмурилась — до разноцветных кругов. Затем распахнула глаза и вгляделась в реку. Ни на мосту, ни на противоположном берегу Медовой мальчика не было. Девушка даже глазам не поверила. Хотя чему удивляться, если этот мальчишка, Кириан, не отбрасывал тень. Элинэя знала только одних существ с такой особенностью. Нечисть. Но Кириан не походил на нечистого духа. С виду обычный ребенок. Наверное, сирота, которого прикармливали местные женщины. Элинэя тряхнула головой, прогоняя прочь подобные мысли. Должно быть, ей почудилось. Ночью и не такое привидится. К тому же, пораженная рассказом Борова-Уилла она могла надумать лишнего.

— Ты идешь, Элинэя? — позвал ее Вэнд.

Ведунья кивнула ему и направилась к дому пасечника.

Оставшиеся часы до рассвета она уже провела у постели мирно спящего Рена. К счастью, болезнь, вызванная чарами Медовой, больше не тревожила его. Но когда запели вторые петухи, еще до того, как небо просветлело, и на землю повалил, будто алмазная крошка, серебристый снег, Элинэя покинула дом старого пасечника. Никому ничего не сказав, она покрыла голову платком и поспешила к берегу Медовой.

Как она и думала, у реки повстречала Кириана.

— Доброго тебе утра, девица, — поздоровался он и расплылся в приветственной улыбке. Только глаза его, черные, как угли, как-то недобро сверкнули. Предупреждающе.

Почувствовала Элинэя, что малец насторожился. Заметила, как он отступил при ее появлении.

— И тебе, — ответила она, беззаботно улыбаясь, — Кириан, верно?

Элинэя стала медленно спускаться по глубокому рыхлому снегу к самой реке. Харчевня вместе с постоялым двором, которыми владел Боров-Уилл, остались у нее за спиной.

Заметив, что уходить она не собирается, мальчишка вздрогнул, вновь отступил. Сделал шаг к замерзшей воде и ступил на неокрепший лед. В этот час факелы, воткнутые в землю, не горели. Не источали яркий свет и окна заведения Борова-Уилла.

Наступило серое утро. Унылое, холодное и полное снега.

— Зачем пожаловала в столь ранний час? — осторожно спросил у Элинэи малец.

— Да так… — пожала плечами ведунья. Она не сводила пристального взгляда с Кириана, а тот так и застыл на границе земли и воды, будто боясь подступиться к ней: — Не спалось мне, промаялась до самого утра. Вот, решила выйти на воздух, прогуляться до реки, а тут ты.

Малец кивнул, но подходить не стал.

Элинэя вновь улыбнулась ему. Вскинула руку и указала на стоптанные сапоги, которые были мальчику не по размеру, и на цветастый платок, который покрывал его голову, — явно женский.

— Это ведь не твои вещи? — осторожно спросила она.

— Не мои, — ответил мальчишка.

Он старался глядеть на нее прямо и решительно, но глаза все равно выдавали напряжение и испуг. Неужели Кириан ее боялся?

— Этот платок, — проговорил он, указывая на курчавую голову, — сняла с себя и подарила мне тетушка Вилма. А эти сапоги забрала у покойного батюшки и принесла для меня Еленка.

— Ясно, — проговорила Элинэя, — значит, женщины здесь тебя и одевают, и кормят?

Мальчишка нахохлился, словно птенец, встопыривший перышки, но промолчал. Элинэя не хотела обидеть его, но выяснить что к чему, была обязана.

— Скажи, — неуверенно начала она и сделала к нему еще один шаг, — а можно и мне с тобой поиграть в камушки?

Снег внезапно прекратил валить. Небо сделалось темным. Кириан, охваченный ужасом из-за просьбы Элинэи, даже изменился в лице. Проступили под бледной кожей серые кости, торчащие скулы и челюсти, глаза сделались невыносимо черными, как непроглядная бездна, и Элинэю едва не снесло с ног первобытным диким страхом.

— Милостивые боги! — взмолилась она и упала на колени.

Опустила голову и закрыла руками глаза.

Кириан, или вернее, то, что звалось именем ребенка, едва не изменило облик. Под ногами его, в чужих сапогах, потаил снег, и проступили земля и сгнившие растения. А воздух у реки сделался совсем не пригодным для дыхания. И мальчик, а точнее существо, неизвестное ведунье, затряслось и зарыдало от страха.

— Не-е-е… не буду-у-у играть с тобой, — выдавило оно из себя гулким раскатистым голосом, совсем не походившим на веселый голос мальчишки, еще вчера зазывавшего поиграть в камушки прохожих, — ухо-о-о-ди-и-и!