Госпожа Смерть. История Марии Мандель, самой жестокой надзирательницы Аушвица

Сегодня оригиналы этих записей о приеме заключенных хранятся в городском архиве Кракова. Душное здание, расположенное за ржавым забором на небольшой парковке на одной из городских улиц, заполнено людьми разного возраста. Пожилой мужчина в читальном зале упорно держится за свои бумаги, делясь непрошеными советами и информацией. Сам архив охраняет Цербер – служитель, который одновременно и многословен, и категоричен.

Оригиналы документов осыпаются, желтеют и на ощупь слегка маслянистые. Автор осторожно проводит рукой по подлинникам отпечатков пальцев Марии, не потускневших спустя столько лет. В отношении имени Марии переводчик замечает: «Счастливый человек так не расписывается!» Подпись сделана специальной ручкой, чернила которой фиолетовые и не стираются – как будто тонким фломастером.

В документе о поступлении, составленном американцами, указано следующее: «Мария, 34 года, рост 5 футов 4,5 дюйма (164 см), имеет русые волосы, голубые глаза, русые брови, здоровые зубы и среднестатистические черты лица. Весит 132 фунта (59 кг), может нормально ходить, нарушения речи отсутствуют. Отпечаток большого пальца взят с ее правой руки»².

Отслаивающиеся по краям документы, кажется, ветшают с каждой секундой. Не верится, что они просуществуют еще шестьдесят лет, не обратившись в прах.

Глава 68 Сурово, но получше

Теснота была неописуемой. У каждого было одеяло; еды едва хватало, но никто не голодал.

Ганс Мюнх¹

В декабре 2004 года начальник тюрьмы в Монтелюпихе организовал встречу бывших заключенных². Двадцать четыре человека, возраста лет восьмидесяти, пришли пообщаться – часто перебивая друг друга – и очень подробно описали условия содержания в Монтелюпихе в период заключения Марии. Многие отметили, что, хотя заключенным условия казались суровыми, содержание было гораздо лучше, чем в других польских тюрьмах того времени.

Каждый помнил, что отопление было минимальным: одна кирпичная печь с очагом в коридоре на каждые две камеры. Печи были сделаны из жести и «исцарапаны по всей поверхности»³. Каждый заключенный что-то писал, царапал или вырезал надписи «чем под руку попадется». Зима 1946–1947 годов была очень суровой, поэтому в камерах тоже было холодно. Из-за того что окна были незастекленные, температура внутри часто была такой же, как и снаружи⁴.

На завтрак обычно давали черный кофе с тремястами граммами хлеба. В полдень подавали суп, где была «черная UNRRA [пюре из кукурузных отходов], гороховый суп. Брюква, капуста, крупа [ячмень или пшено] двух цветов: синяя или зеленая [из-за дезинфицирующих средств], а иногда и вонючая треска»⁵. Вечером заключенные получали порцию Wasser zupka, водяного супа из брюквы.

Одна из польских политзаключенных, Ханна Высоцкая, вспоминала, что в 1947 году этим супом массово отравились заключенные, после чего его убрали из меню. «Тогда по приказу доктора Дормицкого стали в больших количествах подавать квашеную капусту высокого качества и свежую морковь. К сожалению, этих деликатесов хватило только на двенадцать или около того дней»⁶.

Зофия Москала также вспоминала об ужасном состоянии пищи, которую давали заключенным:

– В супе были черви, но мы закрывали глаза и ели его, нам хотелось плакать, но мы были голодны. Хлеб был маленький и черный, смешанный с овсяными отрубями, иногда крошечными древесными опилками – есть его было невозможно. Мы выковыривали опилки из зубов, это было ужасно⁷.

Бывшие заключенные описали распорядок дня: шесть утра – подъем и сбор «кубиков». (Заключенные оставляли свою одежду вне камер, сложив ее в кубики). Завтрак. Между завтраком и обедом – безделье. С часу до двух – обед. Между обедом и ужином – безделье. С четырех до пяти – ужин. Шесть вечера – перекличка.

Каждый день охранники проверяли камеры, ударяя по прутьям каким-нибудь предметом, чтобы услышать звуки. По словам директора, они и сегодня так делают⁸.

Охранники не были вооружены. Немецким заключенным разрешалось получать посылки и спать на соломенных матрасах, полякам – нет, и они спали на голых досках. В камерах не было туалетов, и заключенным разрешалось мыться только раз в неделю.

С нацистскими заключенными было велено обращаться получше. «Всем военным преступникам, при получении пищи, следует добавлять порцию сырой капусты. Их прогулки на свежем воздухе должны быть увеличены по времени, и [мы должны] приложить максимум усилий, чтобы их внешний вид и здоровье были в порядке для суда»⁹. Ядя, бывшая тюремная надзирательница, заявляла: «Нам ни в коем случае нельзя было поднимать на них руку»¹⁰.

Маргит отмечает, что в первые недели после прибытия в Монтелюпих их распределили по пять человек в камеру и что три другие женщины с ней и Марией были бывшими надзирательницами из Аушвица.

– У меня было ощущение, – говорит она, – что тюрьма была заполнена до отказа¹¹.

Глава 69 Побег Йоханны Лангефельд