— Великий государь! — Бомелий опустился на колени и раскинул руки, склонив голову. — Звездогадательство на владык мира сего испокон веку было чревато опасностью для тех, кто владеет этим искусством. Уже не одному астрологу довелось поплатиться жизнью за некстати обретённую истину. Истина, однако, оставалась истиной... хотя кому-то и неугодно было признать её таковой. Я, маестат, знал, на что иду, когда признался тебе, что не токмо лекарь, но ещё и звездочёт. Сказаться лишь лекарем и ограничить свои заботы одним лишь поддержанием телесных твоих сил было бы мне много спокойнее... благо Господь наделил тебя отменным здравием. Но я, государь, почёл бы воровством утаить другое своё умение, понеже сведом, сколь часто можно предотвратить беду, ежели об угрозе знаешь заранее. Как о ней узнать? На то есть два пути — либо наука астрологическая, либо чернокнижие и волховство. А то, что предвещают звёзды, часто кажется несуразным, ибо истолковывают его неверно. Ты вот помянул о «духовном кровосмешении», но бывает ли такое? Кровосмешение, сиречь инцестум, как мы это называем, есть противоестественная плотская связь между близкими по крови, и слово это не имеет иного смысла. Где нет близости по крови, нет и инцеста, какие бы иные связи ни возникали меж этими двумя. Не мню себя богословом, искушённым в толковании канонов экклесиастических, но какова первая обязанность восприемника перед младенцем, коего он принял от купели? Мыслю, первая его обязанность есть воспитать дитя добрым христианином, дабы опасалось оно дурных поступков и бежало греха. Не то ли самое обязан внушать муж своей супруге? Однако меж супругами есть ещё и плотская связь — препятствует ли она водительству духовному? Никоим образом не препятствует. Почему же ты считаешь, что духовное водительство, получаемое девицей от восприемника, должно препятствовать иной, плотской связи?
— Потому что сие был бы мерзостный грех, — сказал Иоанн твёрдо, но уже другим голосом, и опустился в кресло. — Встань, пёс лукавый!
Бомелий послушно поднялся с колен, стоял перед государем уже смело, глядя ему прямо в глаза.
— Понятие греха не есть нечто незыблемое, и для властелина оно не то, что для его подданных, — продолжал он вкрадчиво. — Ведомый тебе Николаус Махиавель в трактате «Принцепс» излагает много советов, яко потентату надлежит укреплять свою власть, и многое из предложенного им не только не согласовано с заповедями Священного Писания, но и прямо им противоречит. Когда книжка сия явилась, многие ославили аутора исчадием преисподней, однако скоро поутихли, ибо поняли, что управлять государством иначе, нежели по рецептам Махиавелевым, воистину невозможно. Хотя он советует и лгать, и преступать клятвы, и убивать — всё это по надобности, сохранения власти для. Перестаёт ли сие быть грехом? Не перестаёт, государь, ибо в заповедях сказано: не солги, не убий, не преступи клятвы. Отсюда надлежит сделать дедукцию — власти без греха не бывает, всякий властитель грешит неизбежно. Грешит, ежели хочет удержать власть в своих руках. Он волен отречься от власти, коли так боится греха, может принять сан иноческий — но что тогда станется с державой? Чьи руки её примут? Добро, ежели есть у правителя достойный наследник, но всегда ли так бывает? И тогда надобно избирать единое из двух: либо погубить державу, вручённую тебе от Бога, либо отяготить свою душу грехом, кой всегда можно замолить, полагаясь на непостижимое милосердие Господне...
— Замолчи, — с усилием выговорил Иоанн. — Поистине сам ты исчадие... златоуст кромешный! Поди кликни моего человека — недосуг мне тут боле с тобой морочиться...
Он стал снова подниматься из кресла, Бомелий подскочил помочь. Иоанн, отстранив его, глянул грозно:
— Ей самой... Анастасии... не проговорился ли о своих изысканиях?
— Помилуй, государь! — воскликнул Бомелий. — Говорить об этом с ней, без твоего позволения?!
— Смотри! — погрозил Иоанн пальцем. — Если хоть слово кому!
— Бог сохранит меня от подобного безумства...