Не случайно на протяжении всего десятилетия «русского парламента» то и дело на заседаниях Думы и еще чаще и острее в прессе шли острые споры о характере государственного режима. Либерально-оппозиционные депутаты и публицисты налегали на слова «конституция, парламент, народное представительство»; правые же, наоборот, подчеркивали самодержавные права императора. Эта словесная дуэль показательна. Но гораздо важнее этой полемики другое; а именно: в правовых актовых документах не отражено, не закреплено определение власти как конституционной. И сделано это, конечно, не без умысла. С. А. Муромцев позже отметил, что только раз, еще во времена кабинета Витте, в каком-то официальном документе мелькнуло объяснение, что термин «самодержавия» равносилен «единодержавию», то есть старому изначальному определению титула государя всея Руси как, во-первых, независимого суверенного властелина, а не какого-то данника орды, вассала Хазарского каганата, во-вторых, это олицетворение единства Русской земли, единодержавия как антитеза удельному сепаратизму. Пояснение это, в справке полуофициального характера, не покрывало отсутствие закона, точного определения режима именно как конституционного. И в этом плане попытка председателя Первой Думы ввести в действие, официально закрепить термин «конституционный монарх» имела, конечно, принципиальное значение. Однако сам пмператор придерживался другого мнения, неоднократно публично во время официальных приемов делегаций подчеркивал, что осуществляет самодержавную власть «как встарь»5
.Четко определялся характер и задачи Думы, ее председатель больше речей в ней не произносил. Это вытекало из его своеобразного, не всеми разделяемого, но, в сущности, глубоко верного, нравственного понимания сути Думы как народного представительства. Депутаты, как избранники народные, должны выражать интересы, мнения, взгляды и суждения своих избирателей. Им предоставляется самая активная законотворческая роль. Председатель же не включает себя лично в число этих активных законотворцев; он отрекается в их пользу от всего личного, стоит вне и выше партийности, он не имеет права поддерживать любые предложения, тем более вносить их от себя, ибо он не может стать орудием борьбы одной из партий, фракций. Он является выразителем, блюстителем парламента как целого, ему нельзя раздробляться, он должен сосредотачиваться. Председатель берет на свои плечи всю ответственность, чтобы Дума была подлинным органом народного представительства. Парламент, по убеждению Муромцева, стоит на вершине государственной жизни рядом с Государственным Советом и непосредственно вслед за конституционным монархом и выше кабинета министров.
Дума должна совместно с Госсоветом и монархом осуществлять законодательство и, одновременно, контролировать управленческие структуры, начиная с правительства, право надзора, зафиксированное в Учреждении Государственной Думы, он понимал как ее право контролировать правительство и в этом сразу же столкнулся с противодействием императора и его министров.На председателе, по убеждению Муромцева, лежит и высокая обязанность поддержки достоинства Думы вовне, в отношениях ее к государю, правительству, министрам, руководителям иных ведомств и учреждений. Муромцев своим заявлением о прерогативах конституционного монарха, а еще более всем своим поведением показывал пример уважения к державной власти и требовал такого же уважения Думы со стороны всех правительственных органов. Он отказался сделать первым визит председателю Совета министров Горемыкину именно по этим соображениям — четко заявить о высоком ранге Думы во всей системе власти. Этот шаг Муромцева вызвал споры, осуждения, не был понят даже некоторыми конституционалистами.
Милюков, например, считал, что Муромцев слишком подражал французскому парламентаризму, которого в России не было. Французский премьер ответствен перед парламентом, он его ставленник и ему подотчетен, подответствен. Но поскольку в России существует императорское правительство, государем лично назначаемое и руководимое, то, рассудил Милюков, Горемыкин прав, а Муромцев нет6
.Представляется все же, что правда была на стороне Муромцева. Конечно, в России исполнительская власть Думе (парламенту) не подчинена, и все же она ниже Думы. Ведь правительство обязано повиноваться закону, а Дума есть соучастник создания закона; Дума одна из трех взаимосвязанных составных частей законодательной власти, при всей ущербности, неполноте ее прав — Дума законодательница. Закон есть закон. Без защиты прав Думы нельзя было строить правовое государство. И наоборот, оспаривая права Думы, попирая престиж ее председателя, Горемыкин исходил из существа императорской власти как неограниченной (самовластной), но по законам уже ушедшей в прошлое.