Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Современники отмечали своеобразный организаторский дар Муромцева, но не как лидера движения, а как мыслителя, законодателя, это был внутренний организующий дар, создающий, вырабатывающий нормы права, то есть незыблемые прочные формы бытия, в которых только и может спокойно, уверенно протекать человеческое общежитие. Основою же этих норм бытия, основным принципом являлась свобода как предпосылка, как условие личного и общественного существования; строго говоря, охрана свободы (личной и общегражданской) и развертывается в юридические споры, когда вырабатываются формальные нормы, устои общежития. Формы права — надежный защитник свободы, по убеждению Муромцева, самый надежный. И становится понятным его призыв, обращенный к Первой Думе: «Господа, соблюдение известных форм есть гарантия нашей свободы и наших прав; если мы не будем уважать форму в ходе наших суждений и решений, мы во многих случаях будем рисковать посягательством и на наши права и на нашу свободу!»¹²

С. А. Муромцев, по словам близких лиц, любил обращаться к старому суровому, но образному языку древних памятников, к языку Сперанского, и в нем находить формулы для своей, вполне гармонирующей с ними, речи. Он любил обращаться: «Господа, Правительствующий сенат», как писали еще в петровское время. Он был изыскан в выражениях, как изыскан был в мыслях. В ответ на приветствия он не «благодарил», а «низко кланялся». И самую знаменитую первую речь свою к Государственной Думе начал с простой, не торжественной, на старинный лад формулы: «Кланяюсь Государственной Думе». Уродство слова, как уродство мысли причиняли ему боль, свидетельствует один из близких ему, депутат первой Думы¹³.

Муромцев отлично понимал особенности своего, в некотором роде уникального, положения. Председатель был единственным соединительным звеном между органом народного представительства и монархом. И когда возникла конфронтация между двумя ветвями власти, к нему, естественно, обратились взоры всех, кто желал мирного разрешения конфликта. Однако он не проявил активности, и не потому, что сомневался в успехе, в авторитетности, действенности подобного шага, а потому, что счел эту экстраординарную инициативу отступлением от норм конституционного права, выходом за границы своих прерогатив.

«В некоторые моменты жизни Первой Думы, — говорил Муромцев позже, — члены ее, особенно крестьяне, не раз обращались ко мне с просьбой: „Вы бы съездили куда следует, объяснили бы“. Я категорически отказывался, так как такое совместительство функций у председателя не считал конституционным».

Правовые тенденции конституционного строя гласили, что председатель парламента (Думы) может вступить в переговоры о создании кабинета министров только по прямому, непосредственному призыву монарха. Но ни в случае с Треповым, ни со Столыпиным такого призыва от царя он не услышал. В его бумаге позже друзья нашли записку с критикой, но все объясняющей фразой: «Я призван не был». Поэтому он не принял личного участия в переговорах, а ограничился передачей слышанного своим товарищам по Думе, по партии, которые и провели переговоры о «кабинете». И тот факт, что его намечали в премьеры, не был результатом личных активных его действий, а лишь признанием значимости, авторитетности его как общественного деятеля. Сам же он в премьеры не набивался¹⁴.

Проект наказа, подготовленный Муромцевым (с учетом другого проекта депутата Острогорского), был обсужден и доработан в специальной думской комиссии, но пленум Думы успел рассмотреть и одобрить только первые три главы его наказа на заседаниях 26 и 29 мая. Остальная часть работы осталась проектом, и в таком виде, как материал для выработки наказа, перешла ко Второй Думе. Работа над наказом там была продолжена под руководством В. А. Маклакова, высоко ценившего вклад своего предшественника. Так что преемственность здесь была сохранена. Важно и другое. И после роспуска Первой Думы ее председатель продолжил работу над наказом и в 1907 г. издал книжку под названием «Внутренний распорядок Государственной Думы», в которую вошли и первые три главы, одобренные Первой Думой, и свод временных правил, одобренных Думою (в их основе указания и разъяснения Муромцева сделаны по ходу заседаний), и, наконец, проект остальных глав наказа с необходимыми пояснениями автора. Но, конечно, не только работа над наказом вошла в основу думских процедур. Большое организационное значение имела вся совокупность указаний и разъяснений первого председателя по самым разнообразным вопросам парламентского (думского) правотворчества.