Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Крестьянский вопрос оставался в центре внимания Николая II вплоть до отречения от престола. Об этом свидетельствуют современники, это доказывается личными документами царя, его директивами премьеру, министрам, его резолюциями и пометками на «всеподданнейших докладах». Даже находясь за границей, он нередко напоминал о нем своим вельможам как о деле первостатейной важности. «Прочное землеустройство крестьян внутри России и такое же устройство переселенцев в Сибири — вот два краеугольных вопроса, над которыми правительство должно неустанно трудиться, — писал он Столыпину из Германии. — Не следует, разумеется, забывать и о других нуждах — о школах, путях сообщения… но те два должны проводиться в первую очередь»¹.

Как видно из приведенных слов, непосредственное исполнение этой нелегкой задачи было передано в руки премьера, которому Николай II всецело доверял, в которого верил. Тем не менее он внимательно следил за каждым шагом премьера и по особо важным вопросам обменивался с ним записками, выступая подчас инициатором принятия важных решений. Император был не только главой государства, но и вершиной бюрократии, исполнявшей его предначертания и всецело перед ним ответственной. Для обсуждения и принятия важных решений император проводил заседания Совета министров под своим непосредственным руководством. Конституционная думская монархия была дуалистическим государством. Даже в области законодательства за императором оставалось последнее слово, решавшее судьбу любого законопроекта. Его воля, и только она, превращала проект в закон. Правовой механизм преодоления вето монарха отсутствовал.

В новых условиях политической жизни государь реже принимал непосредственное участие в повседневных делах управления, нежели раньше. Он уже более не был «своим собственным премьером»; существовал Совет министров, коллективно обсуждавший вопросы и принимавший решения, которые представлялись на его утверждение. Император зорко следил за тем, чтобы его права — которые, как он считал, были неотделимы от долга царского служения — не подвергались умалению в «захватном порядке», путем создания прецедентов. Но в то же время соблюдал установленный им новый порядок законодательства и управления. Он не любил иностранных терминов «конституция» и «парламент», предпочитал выражения «обновленный, преобразованный строй» и все же ощущал произошедшие перемены. Новый порядок вещей во многом не соответствовал его идеалам, но царь сознательно остановился на нем в долгом и мучительном поиске выхода из трагических противоречий жизни.

Строй думской монархии, со всеми его теоретическими и практическими недостатками, был для России XX в. той мерою свободы, которая существует для подобного государства и превышение которой, как показал опыт, быстро приводит — через анархию — к утрате всякой свободы.

В одном отношении новый строй был более суровым, чем старый: смертная казнь, явившаяся ответом на массовый террор, стала в России таким же «бытовым явлением», как во Франции, Англии, Германии. И царь, и премьер были убеждены, что нет иного способа пресечь это кровавое насилие, граничащее с уголовщиной.

Роспуск Думы ставил вопрос: что же дальше? Продолжать ли начатый опыт или признать его неудавшимся, как предлагали правые? Николай II определенно высказался за первый путь; и в составе правительства он нашел именно того человека, который наиболее подходил для выполнения поставленной задачи, — Петра Аркадьевича Столыпина.

Задача была двойная: беспощадная борьба с кровавыми и насильственными проявлениями «смуты» — проведение реформ. П. А. Столыпин подходил именно для такой роли. Человек с большим личным мужеством, способный быстро решать и энергично действовать, выдающийся оратор, искренне преданный императору монархист, не пытавшийся «ультимативно» навязывать ему свои взгляды, бывший губернатор, он был хорошо знаком и с земством, и с аграрным вопросом, и с механизмом аппарата власти.