Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Техническая сторона дела была солидно подготовлена в Думе морским министром и целой плеядой молодых морских офицеров во главе с капитаном первого ранга А. В. Колчаком, но была и сильная оппозиция, нажимавшая на финансовую сторону дела, более всего зависящую от Думы. Вопрос осложнялся тем, что борьба вокруг морской программы по времени как раз совпала с ленскими событиями и с возвращением «старца» в столицу. «Снова всплыл наружу Распутин со всем своим окружением», — вспоминает Коковцов, а затем произошло столкновение Думы с министром внутренних дел Макаровым, и ошеломленная, возмущенная Дума забыла даже Распутина, «все свелось к ленскому побоищу»⁵.

В этой сложной обстановке Коковцов сделал упор на том, что кредиты на новые дредноуты полностью обеспечиваются за счет «финансового благополучия», солидного превышения доходов над расходами и новые корабли можно было строить, не прибегая ни к увеличению налогов, ни к займам. Это было правдой. Остаток от расходов, который оставался в казне, достигал суммы в 800 млн рублей. Линкоры стоили около половины этой суммы. Эти доводы производили сильное впечатление в Думе на депутатов (центр и правые), которые сочувствовали увеличению военно-морской силы страны. Среди тайно в душе сочувствующих оказался и председатель бюджетной комиссии Алексеенко, и министр обратился к нему за содействием в этом деле от имени императора, чем утвердил его окончательно на патриотической позиции, как свидетельствует Коковцов. Последний использовал авторитет императора и свободу действий, ему предоставленную, чтобы подействовать на Думу в целом, точнее — на ее правоцентристское большинство. Дело в том, что приближался конец пятилетнего срока полномочий Думы, и депутаты ходатайствовали о высочайшей аудиенции. Но император с «этими господами» не пожелал встречаться. Министр довел это решение до сведения Родзянко. И тогда Коковцов убедил царя дать аудиенцию под условием принятия морской программы: «Государь с удовольствием согласился и на это», — вспоминает Коковцов⁶.

У морской программы оказался еще один защитник, сыгравший в деле не последнюю роль. Речь идет об известном ученом, математике, корабеле, академике А. Н. Крылове. В 1912 г. он был профессором Военно-морской академии и состоял для особых поручений при морском министре адмирале Григоровиче. Министр и обратился к нему за помощью, прося составить для выступления в Думе краткий, но убедительный доклад в пользу строительства для Балтфлота эскадры линейных кораблей. Сумма кредита составляет около полумиллиарда рублей, и министр опасался, что Дума откажет в кредите. Доклад, подготовленный морским штабом, кажется ему неубедительным и длинным. Крылов выполнил поручение, написанная им речь, озвученная в Думе адмиралом, убедила колеблющихся, и громадным перевесом голосов (против — только 100 человек) кредиты были отпущены. Суть доводов Крылова сводилась к напоминанию о падении Порт-Артура и заявлению, что без линкоров в Балтийском море та же участь постигнет столицу, так как неприятель, господствуя на море, может высадить десант в любом пункте побережья⁷.

Выполнение морской программы (было построено за четыре года восемь линкоров) отодвинуло сроки перевооружения сухопутных войск; оснащение их тяжелой артиллерией и прочим новейшим вооружением — последнее могло быть развернуто лишь после выполнения морской программы и должно было завершиться только в 1918 г. К этому сроку русская армия по вооруженности, огневой мощи могла превзойти германскую. Но немцы не остались молчаливыми наблюдателями и развязали превентивную войну в выгодное для себя время. Русская армия оказалась в 1915 г. без артиллерии, без снарядов. А в это время новейшие линкоры, сожравшие ассигнования на оборону, стояли в военном порту Хельсинки под защитой минных полей и береговых батарей. Поистине трагичными были последствия думского бессилия в военных вопросах.