Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Морские кредиты в мае 1912 г. прошли через Думу, общество связывало успех морской программы с именем премьера. Дума вырабатывала свой пятилетний срок, оставалось устроить прием ее депутатов у императора да прощальное молебствие. Но император медлил, а затем заявил премьеру, что не может принять депутатов, так как не располагает свободным временем. Тогда Коковцов испросил внеочередной прием и получил его. Однако на все деловые доводы о необходимости прилично проститься с Думой он получил от Николая «такую реплику, которую не мог передать никому», и тогда премьер напомнил царю о его обещании принять Думу, если она одобрит морские кредиты. Она ведь это сделала, и теперь слово за ним. «Государь, — вспоминает Коковцов, — посмотрел на меня с видимым раздражением и, отчеканивая каждое слово, сказал: „Значит, я просто обману Думу, если не приму ее членов?“, на что я ответил: „Да, ваше величество, вы дали через меня категорическое обещание“. После того последовало согласие: „Я приму членов Думы послезавтра, не знаю только, что я им скажу, их речи опять были мне неприятны и даже возмутительны, и едва ли я смогу воздержаться от того, чтобы не высказать им этого“».

Коковцов связал это неудовольствие царя со «странными прениями» в Думе по смете Священного синода (опять поминали «Гришку») и со спором Думы и Госсовета о финансировании церковно-приходских школ. «Лорды» настаивали на включении расходов на эти школы в госбюджет, депутаты возражали и требовали оставить все по-старому (приходы сами содержали эти школы, а преподавание в них вели священники, в этом и была причина упорства депутатов). Император принял сторону Государственного Совета и настаивал, чтобы Дума сняла свои возражения.

К намеченному приему Коковцов набросал для государя текст обращения к депутатам, где было выражение благодарности за кредиты для флота и за понимание интересов народного образования.

12 июня 1912 г. в Александровском дворце в Царском Селе император принял членов Думы. Его приветствие было очень близко к наброску премьера, но содержало очень резкую фразу, поразившую Коковцова и всех присутствовавших. «Меня, — заявил Николай II, — чрезвычайно огорчило ваше отрицательное отношение к близкому моему сердцу делу церковно-приходских школ, завещанному мне моим незабвенным родителем»⁸.

Эта вставка произвела ошеломляющее впечатление на членов Думы, и в тот же день Дума подавляющим большинством голосов отклонила кредиты на церковно-приходские школы. На этом демонстративном вето и закончилась деятельность Третьей Думы.

Примечания

¹Коковцов В. Н. Из моего прошлого. Т. 2. С. 96–97.

² Там же. С. 112.

³ Там же. С. 100.

⁴ Там же. С. 107–110.

⁵ Там же. С. 111–115.

⁶ Там же. С 122.

⁷Крылов А. Н. Как были получены 500 миллионов на флот в 1912 г. // Мои воспоминания. М., 1984. С 179. Первая публикация см.: Морской сборник, 1912.

⁸Коковцов В. Н. Указ. соч. С. 32–133.

Дума, Государственный Совет и Совет министров

Государственный Совет с самого начала был задуман как орган, призванный подстраховывать законотворческий процесс от чрезмерно радикальных проектов «народных избранников». Общественность высказывала опасения, что верхняя палата, более консервативная по составу и полностью зависимая от императора, сможет стать тормозом, законодательной пробкой. Не случайно кадеты сразу же включили в «ковчег» своих требований упразднение Государственного Совета. Еще во время двух первых Дум, несмотря на их краткосрочность, обнаружилось противостояние двух палат, а во время работы Третьей оно раскрылось в полном объеме. Обойти по закону «вето лордов» Дума не могла. Отвергнутый законопроект можно было лишь внести повторно на следующей сессии, без всякой гарантии на успех. Это, между прочим, понимал Столыпин, предпочитавший этой процедуре повторного обсуждения законопроектов более действенную меру — прибегнуть к статье 87 и проводить нужные ему законы в чрезвычайном порядке.

Эти признания премьера всей ненормальности отношений между двумя палатами весьма характерны. В апреле 1911 г. в Государственном Совете, ставшем в оппозицию к премьеру в вопросе о западном земстве, Столыпин заявил: «Всем известен, всем памятен установившийся, почти узаконенный наш законодательный обряд; внесение правительством законопроектов в Государственную Думу, признание их здесь обычно недостаточно радикальными, перелицовка их и перенесение в Государственный Совет; в Госсовете признание радикальным правительственных законопроектов, отклонение их и провал закона. А в конце концов, в результате, царство так называемой „вермишели“, застой во всех принципиальных реформах». Характерное признание, к нему недоставало только слов, что само правительство и породило это двухголовое чудовище, пожиравшее законы.