Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Может показаться удивительным, но оппозиционная кадетская «Речь» в оценке действий Н. А. Маклакова заняла позицию, во многом совпадающую с «Новым временем» — правым, монархическим, а то и «реакционным», «шовинистическим органом», по оценкам тех же кадетов. «Речь» ставила вопрос, а почему сторонники нового государственного переворота, замысленного Маклаковым, полагают, что Четвертую Думу будет разогнать легче, чем Первую и Вторую. И отвечала: они исходят из убеждения о бесславии, бесплодности Третьей Думы. И все же, заявляет «Речь», Дума не исчерпала своих возможностей, она перестраивается, переходит в открытую оппозицию власти и на этом пути обретет силу, вернет доверие и поддержку избирателей. Отчаянные усилия фигляров, задумавших повторить переворот 3 июня, не будут иметь успеха¹⁵.

Позже Маклаков-депутат вспоминал, что правительство перед войной перешло в прямое наступление на законодательные права Думы…¹⁶ Это близко к правде. Но ведь и Дума прежде всего заботилась о том, как бы поскорее и половчее обуздать императора. Обе стороны были поглощены борьбой за власть, на иное уже и времени недоставало.

Вторая сессия, как и было намечено, началась 25 октября 1913 г. Ее основное назначение — обсудить и принять бюджет. По закону страна должна начинать новый год с утвержденным законом. Бюджет, или, как его официально именовали тогда, Государственная роспись доходов и расходов, был своевременно, как гласил закон, к октябрю подготовлен министром финансов Коковцовым, который вспоминает: «Конец лета и начало осени 1913 г. ушли у меня на сметную работу. Мне надо было закончить раньше обычного времени, так как я решил немного отдохнуть. Я старался всячески подгонять сметную работу, да она и шла как-то более спокойно, на этот раз. Пришлось идти шире в расходах почти по всем ведомствам. Споров было значительно меньше, финансовое положение выглядело вполне устойчивым, доходы поступали очень хорошо, урожай ожидался очень благоприятный, самые спорные сметы, таковы военные, были почти предрешены прежними постановлениями (императора. — А. С.). Я смог свести сметные итоги задолго до законного срока и уже 12 сентября выехал в Крым (в Ливадию) с моим очередным докладом».

В Ливадийском дворце премьера ожидал приветливый и даже ласковый прием, доклад по бюджету вызвал даже «больше интереса, чем раньше, государь входил во все частности» и говорил не раз: не бойтесь задержать, утомить меня, я здесь свободен. Это не то, что в Петербурге, и даже рад больше уделить внимания делам¹⁷.

Итак, бюджет был готов, получил одобрение императора, Дума начала работу, но не с обсуждения государственной росписи. Правительство решило в соответствии с планом Н. А. Маклакова в начале «прочной рукой» решительно направить работу в послушное русло, сбить ее оппозиционный задор, прежде всего подавить стремление к самостоятельной законотворческой работе, свести на нет ее право на законодательный почин, то есть не сразу, не вдруг, а постепенно придать ей совещательный характер, всецело заняв ее обсуждением внесенных правительством законопроектов. Это был, как выше отмечалось, проект о печати, сразу же переданный в комиссию вместе с проектами думских фракций. Но в основном Думу загрузили «вермишелью», «прочной руке» так было более удобно действовать, не привлекая повышенного внимания публики.

Нападения были, свидетельствует Милюков, большей частью мелкие, технические, мало понятные для страны, и сессия казалась бесцветной. Но в общем ходе событий эта борьба уже была повышенного тока¹⁸.

Эти замечания дают ключ к пониманию всей внешне бесцветной, мелочной, но содержащей глубокий внутренний смысл полемики на второй думской сессии.

Попробуем взглянуть на эти мелкие, технические нападения «исторической» власти на Думу, идущие по линии умаления ее законодательных прав. Нельзя полностью согласиться с заявлениями тех депутатов и журналистов, которые считали вторую сессию самой бесплодной, бессодержательной за всю десятилетнюю историю русского парламента. Но они правы в главном. Портфель Думы был почти пуст, заседаний было мало, потому что нечего было ставить на обсуждение, так утверждала милюковская «Речь»¹⁹.

«Настроение в Думе самое безнадежное, — пишет в январе 1914 г. один из чиновников думской канцелярии, — полный маразм во всех партиях. О каком-либо плане работ, об общем направлении думской деятельности нет и помина. Ни один из депутатов не высказал (в личной беседе) оптимизма»²⁰. В письмах самих депутатов действительно оптимизма нет. «В Думе ерунда, — пишет национал-патриот А. И. Савенко. — Дума разделилась как раз пополам, ни тпру ни ну. Левое крыло будет проваливать то, что нам нужно, а мы будем проваливать то, что им нужно»²¹.