Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

За месяц до начала второй сессии правительство В. Н. Коковцова опубликовало список одобренных, желаемых им 385 законопроектов, часть из которых уже была внесена им в Думу, а другие подготовлены для внесения на ожидаемую сессию⁴. Важнейшим из них, привлекшим всеобщее внимание прессы, был закон о печати, которому Н. А. Маклаков (брат В. А. Маклакова — депутата, лидера кадетов) придавал особое значение. Излагая свою программу в интервью известной французской газете «Тан», перепечатанной и русскими органами⁵, министр заявил, что его программа сводится к «децентрализации» и общественной безопасности, надобно усилить власть губернаторов (что и есть министерская «децентрализация»), навести порядок с паспортами, усилить контроль, чтобы лишить «нелегалов»-экстремистов возможности жить по подложным документам, и обуздать «хулиганов» (они же «нелегалы», «смутьяны», «террористы» и пр.). И наконец, самое главное — это пересмотр Устава о печати. Речь шла по существу о восстановлении предварительной цензуры, уничтоженной в 1905 г. Естественно, что журнальный мир охватило негодование. Оппозиция зашумела о покушении на конституционный строй. «Новое время», слывшее правым и даже реакционным органом, устами талантливого Меньшикова заявило, что проект министра «не дышит ни государственным, ни здравым смыслом», это «закон не о печати, а против печати»⁶.

Возмущение общественности сделало свое дело. Совет министров, рассмотрев проект Н. А. Маклакова, не утвердил его и постановил документ доработать перед внесением в Думу. И на первую сессию он уже не попал. Министр внес его на вторую сессию осенью, но он уже не был единственным. Четыре фракции не теряли времени и заранее подготовили свои законопроекты. Из пяти проектов особая комиссия о печати подготовила свой, но на пленарные обсуждения не попал и он, так как грянула война.

Попытка правительства восстановить предварительную цензуру показательна. И хотя законодательное творчество Н. А. Маклакова не увенчалось успехом, в практике его министерства тенденция набрасывания намордника на оппозиционную печать — а ее любимыми темами были: распутинщина, скандалы в Думе и законодательные пробки и пр. — просматривается совершенно отчетливо⁷.

Фракция октябристов отмечала в своем отчете: «Правительство действует так, как будто видит в печати непримиримого врага»⁸.

Наиболее полно, ясно и четко позиция «исторической» власти по отношению к Думе изложена в конфиденциальной переписке двух Николаев — министра и государя. Буквально за день до второй думской сессии Н. А. Маклаков подает всеподданнейшую записку⁹, где излагается следующий план успокоения Думы: «Сперва попробовать ввести Думу в ее обычное русло прочной рукой и с кафедры Думы сделать ее членам спокойное, ясное, но решительное предупреждение». Но если последнее не подействует и протесты депутатов продолжатся и перекинутся за стены Таврического дворца, то в этом случае необходимо осуществить «роспуск Думы и немедленное объявление столиц на положении чрезвычайной охраны». Министр не только писал и советовал, он начал действовать и внес в Совет министров предложение о введении режима чрезвычайной охраны в столице сроком на полгода. Эта мера специально приурочивалась к началу думской сессии. Совет министров в принципе одобрил действия Н. А. Маклакова, но решил вынести этот острый вопрос на утверждение императора, ибо введение в Санкт-Петербурге «чрезвычайки» «может дать повод к столь резким выступлениям против правительства в среде Думы, что дальнейшее продолжение ее занятий станет совершенно нетерпимым». Поэтому Совмин представил на подпись Николая II указы о роспуске Думы и введении «чрезвычайной охраны», оговорив, что эти, утвержденные царем, меры будут введены по решению Совмина в сроки, им самим определенные по согласованию с царем¹⁰.