Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Другой депутат эти же мысли выразил в более крепких выражениях: «В Думе кабак, в комиссиях нет кворума, в общем собрании болтают вздор и настроение балаганное. Вера распалась — борьбы нет. В речах нет огня, нет задора, нет убежденности. Все старые слова надоели, все орудия притупились, надежда поблекла, и исхода не видно. Логики в событиях нет, идет какая-то каша. Вообще — болото, гниль, неразбериха какая-то, общее бессилие». И еще: «Дума, как дохлая муха, сплетничает, раскалывается, никто не верит в будущее, паралич правительства, паралич в Думе, паралич в земстве, все валится из рук. И ни одного светлого луча. Таково сейчас всеобщее настроение. Это вовсе не реакция, реакция — все же сила, а теперь туман, болото, всеобщее недоумение. Все проваливается, и даже пресловутое „недовольство“ — беспартийно, безлично, бестолково. Это не святое возмущение»²².

Среди общего разочарования, отмечал известный журналист, осталось два деятеля, которые зовут к объединению оппозиционные силы, но оба — и Гучков, и Милюков — это генералы без армии²³.

М. О. Меньшиков тоже считает: «Мы близки к параличу», — это не статья известного публициста, а его письмо в январе 1914 г. к другу-конфиденту. Можно говорить свободно, по душам, как принято во время дружеских излияний. Наблюдения талантливого публициста заслуживают внимания, это оценка работы Думы, но она сделана в контексте с общим положением страны. «Законодательство, вырабатывающее „реформы“ по 30, 50, по 100 лет, чтобы принятый таким образом закон тотчас же признать неудачным, — разве такое законодательство не близко к параличу? А суд, раздавленный обилием всяческой уголовщины и допотопностью судопроизводства? А финансы, основанные на необходимости ежегодно делать за границей долги? А флот и армия, которые еще не вооружены и не устроены? А церковь без верующих и школа без желающих учиться? Словом, наша государственность трещит по всем швам»²⁴.

Вывод беспощаден, но он подтверждается другими свидетельствами. «Никаких сколь-либо серьезных законопроектов о печати министерствами внесено не было, — констатирует отчет фракции кадетов. — Вторая сессия вновь с полной очевидностью подтвердила, что никаких надежд на действительные реформы на эту Думу не может быть возложено»²⁵.

Стенограммы заседаний Думы раскрывают картину беспрестанных покушений правительства на законодательные права, на законодательную инициативу нижней палаты. Наиболее характерно в этом отношении заявление товарища министра просвещения М. А. Таубе во время обсуждения одного мелкого «вермишельного» проекта, который был подготовлен по инициативе Думы и в ее комиссии. Министр заявил, что аналогичный проект готовится министерством и на основании закона думская инициатива должна быть отклонена. Дума имеет право готовить закон по собственной инициативе лишь в случае отказа министерства это сделать. Но в данном случае отказа не было, и надо ждать документ от правительства²⁶.

Выступление Таубе депутат Милюков громко, под аплодисменты и возгласы: «Браво! Браво!» назвал «подготовкой государственного переворота во имя уничтожения законодательных прав Думы». Его дружно поддержали не только кадеты, но и ораторы от октябристов и националистов. И оспоренный Таубе законопроект был немедленно в трех чтениях обсужден и принят Думой²⁷. Это голосование симптоматично, оно свидетельствует о тенденции к единению крупнейших фракций от центра, от центра вправо, от кадетов к националистам, которые ранее поддерживали правительство. Еще более характерным в наступлении на Думу было заявление нового премьера Горемыкина (с января 1914 г., об этом ниже), что Дума не имеет права направлять депутатские запросы Совету министров и он отвечать на них не будет, ибо Думе дано право запрашивать лишь отдельные министерства. Формально премьер был прав, но практика работы Думы уже имела прецеденты выступления премьеров Столыпина и Коковцова с ответами на депутатские запросы, Горемыкин ломал эту традицию²⁸.

«Разъяснение» Горемыкина и антидумский выпад Таубе встревожили депутатов, и не только оппозиционные фракции. Правительство наносило выверенные, «точечные» удары по самым важным правам Думы, своего рода ее жизненным центрам: по праву запроса — самой действенной форме надзора за властными структурами, и по праву на законодательную инициативу, без которой Дума, по существу, превращалась в совещательный орган.