Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Против нового министра юстиции Акимова выступил бывший министр юстиции граф Пален. Многократно заявлял он прежде, что не в его вкусе новые веяния, но по настоящему спору он перешел на другую сторону, а на его стороне были все преимущества: и посадка у него была иная, не то что у противника, напоминавшего своим обликом скорее приземистого оруженосца, да и приемы графа Палена показывали, что он из «посвященных» ударом рыцарского меча. «Недовольных и без того много, — сказал он. — Дворянство всегда было опорою престола, но новыми законами оно будет раздражено; хотят то же самое сделать с судьями. В бытность мою министром, я имел много неприятностей от несменяемости судей. Но надо быть хладнокровным и не выходить из терпения. Надо помнить, что без несменяемости правды не существует». Далее он напомнил, что несменяемость была введена Александром II, а что обещано одним царем — обязательно для другого, и даже пророчески предупредил, что несоблюдение этого начала погубило короля Людовика XVI. Эти начала надо сохранять и отстаивать для блага России.

Фриш, товарищ председателя Госсовета, слывший знающим правоведом, указал, что «несменяемость существует у нас уже с Екатерины II, правда, только для судей, избранных дворянами, а после Александра II это начало было распространено родителем Вашим (то есть Александром III) даже на земских начальников в качестве судей, каким же образом можно теперь решиться это начало отвергнуть? Отмена была бы ошибкою»¹².

При виде подобных сшибок и аналогий государь как бы оробел и заметил (по протоколу): «Я ничего не имею против несменяемости».

А Акимов, уже скрываясь с арены, робко прибавил: «Против принципа несменяемости я ничего не имею, но желательно, чтобы хоть в случаях чрезвычайных государь мог принимать меры относительно увольнения судей, и перешел ко второй части той же статьи: во всех случаях, где оклады и пенсии чиновникам не установлены законами, они очевидно определяются государем; хотя эта любопытная очевидность, о которой, как указывалось, так хлопотал Витте при изготовлении „нашего проекта“ в Комитете министров, вызвала даже замечание государя: „…однако в проекте Государственной канцелярии этого правила совсем не было“». Даже Дурново усомнился в этой очевидности, заметив, что лично государь назначал пенсии только за заслуги исключительные, которые он один мог оценивать. А Сабуров бросил реплику совсем противоположного характера, что оклады, не установленные законами, должны определяться Думою и Государственным Советом.

Но граф Витте, очевидно, раздражился и заявил: «Так поставить этот вопрос нельзя»; и представил три случая необходимости такого права для монарха: «Есть тайные агенты за границею, их надо содержать; министрам надо назначать усиленные оклады, наконец, есть суммы на известное Его Величеству употребление. Дума же их не даст».

Сшибка с участием царя, внимательно слушавшего, закончилась «рыцарским» напоминанием Петра Николаевича Дурново: «Древнее право царей — право жаловать своих слуг — должно быть сохранено за монархом!» Вероятно, он вспомнил «боярина Оршу» Лермонтова: «Пожаловал в веселый миг соболью шубу с плеч своих!»

Прерогатива царского пожалования усиленных окладов и пенсий была сохранена. Ключи от двери в сокровищницу остались в руках монарха.