Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Вот характерные сцены из салона генеральши Богданович (выше мы давали оценку этого источника) за 1906 г.: «…Никольский (министр земледелия) сказал, что пока Совет министров работал над (Основными) законами, про них ничто в печать не проникло, а после первого же заседания у царя в Царском эти законы появились в „Речи“. Подозревают, что Витте сам их отдал кадетам, чтобы сойтись с этой партией».

Очень важное обстоятельство здесь отмечено, но был ли заинтересован в этом Витте? Скорее наоборот. Чтобы провести свой проект, ему надобно было уберечься от публичного обсуждения плодов его работы над документами. Но если не премьер, то кто? Оставим этот вопрос пока открытым. Главное в самой утечке.

А вот запись за 17 апреля: «Явился Бурдуков. Он говорил, что либералы ругают Витте, что он фальшив, что не знаешь, какого он направления, а что Дурново либералы меньше ругают, даже хвалят за его стойкость, что он прямо высказывается, что знаешь его ligne de conduite, что угрозы его приводятся в исполнение. Тут же Бурдуков стал доказывать, что Витте начинают называть Бисмарком, что нашу Думу сравнивают с германским рейхстагом, что на его манер хотят у нас Думу поставить. Об Основных законах, которые разбирало совещание у царя в Царском Селе, Бурдуков сказал, что эти законы подверглись критике в публике; особенно публика недовольна двумя параграфами — о том, что министры ответственны только перед царем, и вопросом о пенсиях. Газеты всех лагерей недовольны этими законами. По мнению Бурдукова, следовало, чтобы министры были ответственны перед Думой, а теперь царю придется перед Думой за все отвечать. Вот мнение приспешника „Гражданина“, который стал настоящим революционером. Мещерский (князь, редактор „Гражданина“) сжег все свои прежние верования, стал поклоняться конституции, восхвалять даже кадетскую Думу, что не сделало его популярным в том лагере, напротив — там на него подозрительно смотрят».

Вот еще характерные весенние дневниковые записи 1906 г.:

«Про царя и царицу говорят, что они находятся в состоянии иллюзии, грозного конца не подозревают. Штюрмер называет Дурново легкомысленным, что Россию он не знает, он не предчувствует, что положение так плохо; говорил он Штюрмеру, что, если Дума возьмет слишком влево, ее разгонят. Но ему возражали, что революционеры в данную минуту крайне дезорганизованы, не собрались еще с силами, но что тревожно, это — войска, что на войска плохая надежда.

Может повториться весной октябрьская ситуация. Тогда все видели, что премьер ошибался в оценке ситуации, что конституционный манифест либеральное общество не удовлетворит, а мужиков обойдет, земли и воли им не дает, что вместо всеобщего успокоения принесет всеобщее возмущение, но манифест тем не менее издали, ибо правительство сомневалось в верности войск, ожидалось их возмущение, что они перейдут на сторону революционеров, поэтому и поторопились с этим манифестом. Будь уверено правительство в войске, никогда бы этого манифеста не было»¹⁶.

Несомненно, общественное мнение, пресса влияли на правительственные круги, на участников Особого совещания, на царя, что видно и по его поведению на этом Совещании, в его заявлениях на приемах различных депутаций: «Я, как встарь, буду самодержавный и неограниченный. Милости, дарованные манифестами, я исполню для блага всего моего народа».

Но высший свет тогда весной 1906 г. не верил, что царь в состоянии отстоять свою власть. И весьма иронично оценивал заявления о правах «идейных монархистов», членов Союза русского народа и Русского собрания. Выражая эти мнения, генеральша Богданович пишет: «Прямо противно это теперешнее настроение якобы „положительных“, „уравновешенных“ патриотов, людей известного возраста. С ними творится что-то необычайное, они верят в „неограниченное“ самодержавие, о котором говорит безвольный, малодушный царь, радуются этим словам, как первой победе над либералами-конституционалистами и революционерами, не понимая, что эти слова приближают только час кровавой развязки. Вчера П. Н. Дурново говорил, что в заседании, которое было у царя после приема иваново-вознесенской депутации, шепотом передавался смысл слов царя депутатам, но точно текста не знали. Говорили, что будут напечатаны слова царя без слова „неограниченный“. Все эти пустые восторги над пустыми словами царя мне кажутся такими жалкими, смешными, и мне совестно слышать все это от серьезных людей. Все как будто забыли прошлые забастовки, все прошлые ужасы, как будто все это и не существовало, все успокоились на вид и только восторгаются собственными речами и деяниями. Про анархистов забыли, а они не дремлют и не сегодня завтра дадут о себе знать в грозной форме. А на либералов надежда плохая — все они из прогрессистской партии. Вчера Максимович¹⁷ высказывал, что не дай Бог разогнать Думу, что это вызовет революцию. А по-моему, если и не разгонят Думу, все-таки кончится революцией».