Государственная Дума Российской империи, 1906–1917 гг.

Поучительные споры вызвала и статья 18 проекта Совета министров — о верховном праве государя объявлять местности на военном или исключительном положении. Не довольствуясь этою чрезвычайною мерою, граф Витте, находя ее все же недостаточной, предложил ввести еще новую статью — так сказать, проектировать возможность революции сверху: «Государь в обстоятельствах чрезвычайных издает указы в видах предотвращения грозящей государству опасности». Витте прибавил, что считает эту статью необходимой. Статья с конституционной точки зрения была, выражаясь фигурально, сногсшибательная. Ни в одном государстве еще не мыслилась «вольность» монарха сделать переворот в силу закона, когда ему вздумается. Первым вышел из оцепенения, как в «Руслане и Людмиле» после coup d’etat, устроенного Черномором, А. А. Сабуров, член Госсовета, в прошлом министр просвещения, бывший соратник М. Т. Лорис-Меликова, он скромно заявил, что, по его мнению, эта статья лишняя, так как и без того есть статья 36, которая говорит об исключительных полномочиях государя императора при особых обстоятельствах; эти полномочия можно расширить, если их недостаточно, хотя они и без того широки. В обоснование позиции оратор привел свои расчеты. До 1903 г., по полицейским признаниям, с высочайшего соизволения, без суда, ссылалось до 5000 в год, и это подготовило почву для революции 1905 г. Если считать в круг по 20 человек, затронутых на каждого сосланного, то получится ежегодный контингент недовольных до 100 тысяч. Нельзя держать страну в бесправии; нельзя основывать управление на штыках. Правительство должно иметь в исключительных случаях большие полномочия, но все-таки они должны быть определены законом. Даже Дурново был озадачен и только нашелся сначала сказать, что цифры Сабурова не точны (но других не указал), что такая статья нужна и «особенных последствий не вызовет». Мы, дескать, ко всему привыкли, только дерзай! Князь А. Д. Оболенский в ужасе воскликнул: «Ведь это равносильно отмене Государственного Совета и Государственной Думы!» Даже государь, очевидно, был несколько ошеломлен, ибо только объявил: этого не может быть, и новая статья может быть применяема лишь при обстоятельствах чрезвычайных (?). Горемыкин сказал, что это бывает и в иностранных государствах! Но Фриш отпарировал это замечание тем, что там эти меры предусматриваются законом: «В данном же случае предполагается совсем другое, чего до настоящего времени не было». Тогда Дурново освободился от ошеломления Чародея и уже с отрезвленным пониманием прямо заявил: «это (то есть что такой меры никогда не было) совершенно справедливо, но и такого положения, в котором находится ныне Россия, тоже никогда не было». У нас есть охрана, но эта мера должна действовать сверх охраны, когда опасность грозит существованию государства. Тогда порядок должен быть установлен указами, которые никакой закон не может нормировать. Министр внутренних дел П. Н. Дурново прибавил: «У нас (очевидно, по данным личного опыта) и администраторы таковы: или ничего не делают, или делают очень много — середины нет, поэтому нам такие чрезвычайные меры необходимы». Граф Витте в своих репликах, вытягивая, так сказать, диапазон пригодности придуманной им меры, прибавил, что во всех государствах бывали минуты, когда необходимость заставляла прибегать к переворотам, а мы сделаем это на основании закона. И наконец, Дурново взял последний громовой аккорд: «Опасность грозит государству великая — у нас для опасностей есть положения достаточные для минутных беспорядков, а эта статья имеет в виду опасность высшего порядка на тот случай, если придется сказать, что Дума и Совет не существуют. Несомненно, это будет государственный переворот, но его лучше основать на законе». Гроза переворота по предписанию закона привела в ужас даже самого министра юстиции Акимова: «Во всем мире нет таких законов, которые предусматривали бы государственный переворот. Если есть сила, можно произвести переворот и без закона, если ее нет — и с законом переворот не сделаешь». С Акимовым согласился и столь мало обыкновенно с ним согласный Э. В. Фриш, а затем А. А. Сабуров обратился к государю со словами: «Постановление возбудит недоверие народа не только к правительству, но и к вам, государь. Тогда не поверят, что вы сами отказались от ваших прав: скажут, что вы сами предвидели государственный переворот!» Обращение подействовало. Государь заявил: «Я соглашаюсь этой статьи не вводить».