Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

Большинство путешественников отмечают, что население Халхи формально обладало налоговым иммунитетом, что делало северных монголов привилегированной частью жителей империи. Они стояли по статусу ниже маньчжуров, но неизмеримо выше китайцев-ханьцев, что отмечают путешественники как в XVIII — начале XIX в., так и на рубеже XIX–XX вв.[308] Привилегированное положение монголов было связано с их главной повинностью в пользу империи Цин — военной службой, которую они несли как непосредственно в Монголии, так и в других частях империи и, благодаря этому, не платили в имперскую казну никаких налогов[309].

«Внутренняя» служба была связана с охраной границ[310] и сопровождением иностранцев по территории Монголии под общим контролем сначала только местных правителей, а со второй половины XVIII в. — и цинских наместников[311]. Например, путешественники, побывавшие в Кяхте и китайском Маймачене, упоминают об отряде численностью в 50–100 конных монголов при местном градоначальнике — дзаргучи[312]. Кроме того, монгольские воины служили в разных частях Китая, в том числе и в столице. С. Рагузинский упоминает о монголах-найманах, которые «из жалованья» служили в Пекине наряду с китайцами, а также о монгольских караулах и во внутренних районах Китая[313]. Еремей Владыкин также пишет, что в Пекине монгольская гвардия насчитывала 211 рот общей численностью 21 733 человека[314]. Согласно сообщениям путешественников конца XVIII — начала XIX в., когда монгольские солдаты несли службу в пределах собственных земель, они находились на самообеспечении, да еще и платили подати своим князьям; когда же их привлекали к участию в цинских военных кампаниях, им еще и платили жалованье[315]. В XIX в. существовала практика периодического вызова монгольских командиров различных рангов в Ургу «для обучения военным экзерцициям»[316], что также можно рассматривать как разновидность воинской повинности.

Во второй половине XIX в., несмотря на возросший налоговый гнет на монголов, воинская повинность не отменялась. Определенное число монгольских молодых людей призывалось на службу в гарнизоны ряда крепостей на территории самой же Монголии[317]. При этом четких правил воинского призыва не существовало (за исключением освобождения от него представителей духовенства), и брали в солдаты, как правило, либо бедных (если жребий падал на состоятельных монголов, они могли откупиться), либо в качестве наказания за проступки. Служба длилась шесть лет, но если по истечении этого срока какой-то малочисленный хошун не мог заменить своего солдата новым, то его служба продлевалась[318].

В исключительных случаях монгольские войска задействовались в других военных мероприятиях империи Цин. Так, они активно участвовали в подавлении восстания в Восточном Туркестане 1830 г., которое поднял Юсуф-ходжа, потомок прежних местных мусульманских правителей[319]. Ж. Габе и Э. Р. Гюк, а также В. В. Гаупт упоминают об участии монгольских войск в Первой опиумной войне, в которой монголы, по их собственным словам, проявили себя куда лучше, чем сами китайцы[320]. Ч. У. Кемпбелл пишет о действиях монгольских солдат против русских во время «боксерского восстания» в Китае в 1900 г.[321]

В начале XX в. цинские власти в период обострения ситуации могли сокращать вознаграждение монгольским солдатам. Д. Х. Робертс вспоминал, что, когда во время вышеупомянутого «боксерского восстания» маньчжурский амбань Урги объявил сбор войск для «войны с русскими», монгольские солдаты должны были явиться на пункты сбора с собственной провизией: миссионер сам видел, что каждый призванный на войну монгол вез привязанную к лошади овцу для своего пропитания[322].