Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

Неопытность и доверчивость монголов в экономических отношениях были таковы, что, как отмечал в начале 1860-х годов кяхтинский градоначальник А. И. Деспот-Зенович, посетивший Монголию несколько раз в 1850-е годы, монголы стали понимать, что китайцы их обманывают в торговле лишь после того, как в Монголии появились русские торговцы и стали вести дела честно[437]. Неудивительно, что когда русский купец А. Воробьев попросил у одного из князей разрешение на торговлю с его подданными, тот таковое дал, но, в свою очередь, попросил его вести дела «аккуратнее и не распускать товар зря в долги». При этом, исходя из прежнего опыта, он тут же пообещал торговцу, что в случае неуплаты за товар ему будут выделены два княжеских чиновника, чтобы защитить интересы русского купца и взыскать задолженность с покупателей[438].

Впрочем, монгольские правовые и деловые реалии не позволяли вести дела в соответствии с «европейскими стандартами». Иона Михайлович Морозов, участник Московской торговой экспедиции в Монголию в 1910 г., сетовал, что языковой барьер не позволял русским торговцам оформлять с монгольскими контрагентами полноценные договоры[439], в результате чего товары раздавались в долг, который фиксировался в торговых книгах, «никакими учреждениями не прошнурованных». Соответственно, не раз возникали недоразумения: монголы обвиняли русских, что они взыскивали с них долги неоднократно, и отказывались платить, что, в свою очередь, вызывало жалобы русских торговцев. Морозов видел выход только в изучении русскими монгольского языка, что позволяло бы им фиксировать долги местных покупателей в понятной им форме — хотя бы на уровне простых расписок[440].

Китайцы (как торговцы, так и профессиональные ростовщики) одалживали средства и рядовым монголам, и даже хошунным князьям. При этом процент являлся по-настоящему грабительским: согласно сведениям А. А. Баторского, на взятую в долг сумму, в переводе на российские деньги составлявшую 3 руб. серебром, начислялось в год 1 руб. 8 коп., т. е. более 30 %. В случае отсутствия денег должникам разрешалось в течение полугода погасить долг товаром, который купцы принимали по весьма низкой цене. Если же проходило полгода, и должник не выплачивал долг, то он лишался права компенсировать его товаром и должен был вернуть исключительно серебром и уже с совершенно другими процентами: за сумму, аналогичную 1 руб. 80 коп. следовало вернуть уже 3 руб.[441] При этом китайские дельцы никогда не пытались проверить состоятельность потенциального заемщика и одалживали деньги или товары даже нищим беднякам или мошенникам: за долгом они обращались прямо к правителю хошуна, который в случае отсутствия у должника средств собирал уплату долга и процентов со всего хошуна — сам же недобросовестный плательщик подвергался телесному наказанию, а в некоторых случаях и заключению в «острог»[442]. Британский журналист (и впоследствии политик) М. П. Прайс также отмечал, что князья и представители духовенства выступали как представители монголов-должников соответствующих родоплеменных подразделений перед китайцами-кредиторами: они собирали задолженность с подведомственных им лиц, не забывая, естественно, что-то оставлять и себе. В результате в глазах простых монголов они мало чем отличались от китайских ростовщиков[443].

По свидетельствам российских торговцев в Монголии начала XX в., китайские торговцы сопровождали монгольские кочевья в их перемещениях, живя с ними «круглый год одной жизнью», «снабжая всем необходимым и собирая от монгола все, что последний может продать»[444]. При этом монголам-должникам приходилось продолжать приобретать необходимые товары у своих же кредиторов-китайцев: если монгол обращался к другому продавцу, кредитор мог потребовать от него выплаты всей суммы долга сразу[445]. Более того, согласно «обычаям делового оборота», монгольский хошун, при котором обосновывался китайский торговец, должен был содержать его за свой счет, предоставляя ему юрту, пропитание (15 баранов в месяц) и проч.[446] Точно так же китайские торговцы обосновывались и при стационарных ставках князей и монастырях. Так, археолог Дмитрий Александрович Клеменц в отчете об очередной своей экспедиции в Монголию в 1895 г. сообщает, что при одном из монастырей в Восточной Монголии, существовавшем около 100 лет, уже в течение 80 лет находились четыре китайские лавки[447]. Неудивительно, что китайские торговцы весьма грубо относились к своим монгольским покупателям, порой позволяя себе публично оскорблять и даже бить их, пользуясь тем, что последним не позволялось отвечать китайцам тем же[448].