При этом цинские власти соблюдали издавна сложившуюся в Монголии традицию о наследовании достоинства дзасака в силу происхождения (монополия на власть потомков Чингис-хана и, в отдельных хошунах, его братьев Хасара и Белгутая)[489]
. Более специфической была передача по наследству статуса командующего определенным воинским подразделением: так, если дзангинами — командирами ниру («эскадрона») — пять раз подряд становились представители одного аристократического рода, то эта должность также приобретала наследственный характер и официально закреплялась за соответствующим семейством. Впрочем, в большинстве случаев при назначении командиров воинских подразделений специально оговаривалось, вручается ли должность лично или с правом передачи по наследству (последнее нередко приобреталось за взятку)[490].В отношении наследования имущества частных лиц в Монголии было распространено правило: если владелец не оставил наследника, его имущество переходило в собственность дзасака. Таким образом, выморочное имущество, наряду с налогами и сборами, являлось источником дохода владетельных князей[491]
.Вдова наследовала имущество супруга, если не выходила замуж вторично (что делали довольно редко, да и то молодые и бездетные вдовы); не должна была вдова также иметь и любовника[492]
. Правда, в результате вышеупомянутого левиратного брака новым мужем женщины мог стать брат или другой близкий родственник ее покойного мужа, и это автоматически обеспечивало сохранение имущества в семье. Обычно же имущество покойного делилось между его родственниками поровну. А в некоторых улусах (например, у дэрбэтов) часть наследства получал каждый присутствующий — даже если случайно оказывался при дележе[493].§ 6. Преступления и наказания
Уголовная и процессуальная сферы правоотношений в Монголии XVIII — начала XX в., в отличие от семейной, подверглись весьма существенному влиянию китайских имперских правовых традиций, принципов и норм. Это четко видно из записок путешественников, касающихся сферы преступлений, наказаний и правосудия в Монголии под властью династии Цин.
Так, гораздо строже, чем в независимых монгольских ханствах, стали преследоваться должностные преступления (действия или бездействие) в тех случаях, когда они приносили вред императору или самим монгольским правителям[494]
. Е. Я. Пестерев сообщает, что цзангин Мунке (пограничный офицер, у которого он пребывал во время своего случайного пересечения русско-монгольской границы) был наказан маньчжурским командующим за то, что продержал иностранца слишком долго на территории Монголии: «Велел оштрафовать его таким образом: велел привязать его к столбу, и обе руки растянуть, к которым привязана была длинная палка, а на ногах набита колодка; и так он простоял три дни, чем штраф и кончился, а после в свое место отпущен по-прежнему»[495]. Е. Ф. Тимковский описывает случай, когда цзангин (командир эскадрона), допустивший беспорядки и воровство в своих владениях, был оштрафован на 27 лан серебра и вынужден подать в отставку. Любопытно, что при этом простые монголы склонны были оправдывать нарушителя, объясняя причину беспорядков тем, что он мог уследить лишь за своими непосредственными подчиненными, но не за остальным населением вверенного ему улуса: «А как усмотреть… — степь велика»[496]. Е. П. Ковалевский проводит ироничное сравнение двух ургинских амбаней, отмечая, что маньчжурский «в самой Монголии не пользовался хорошей репутацией», поскольку был известен взяточничеством, тогда как его монгольский коллега «известен был своей честностью, понимая это слово не слишком в обширном смысле»[497].В XIX — начале XX в., когда цинские власти стали предпринимать усилия по все большей интеграции Северной Монголии в китайское политико-правовое пространство, наказания за должностные преступления стали все больше походить на практикуемые непосредственно в Китае. Так, вспоминает А. В. Бурдуков, когда цзянь-цзюнь (высший представитель маньчжурской администрации в Халхе) прибыл в один из аймаков, он тут же приказал подвергнуть порке многих из встречавших его. При этом чиновники спрятали шапки с шариками — знаки своего достоинства, чтобы их наказали наравне с простолюдинами, а не строже, как полагалось наказывать представителей власти[498]
. Впрочем, на многие преступления власти (как и в Китае) нередко закрывали глаза — например, на то, что мелкие чиновники, собирая сведения о благосостоянии налогоплательщиков, зачастую получали от них «откуп», чтобы преуменьшить стоимость их имущества и, соответственно, сумму налога[499].