Читаем Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века полностью

При этом любопытно отметить, что в целом иностранные путешественники характеризуют монголов как исключительно честных людей, не способных на хитрость, мошенничество и воровство. В качестве примера они ссылаются на обычаи, которые отражают эти качества монголов. Один из них состоял в том, что во время охоты монголы никогда не вторгались на участки, отведенные другим охотникам[520]. Согласно другому, если монгол не мог вернуть долг, то за него должны были платить его родственники и соседи, чем весьма злоупотребляли китайцы[521]. Второй заключался в том, что рядом с юртой монгола можно было поставить собственную юрту или лавку, не спрашивая у него разрешения, при этом он нес ответственность за пропажу товаров из такой лавки и, пока пропавшее не найдено, считался либо вором, либо укрывателем краденого[522]. Именно поэтому китайцы предпочитали ставить свои лавки рядом с жилищами простых монголов, в крайнем случае — около монастырей, но никогда не рядом с резиденциями князей, которых обвинять в воровстве было бы рискованно[523].

Правда, подобная честность отмечалась путешественниками как качество исключительно халха-монголов, тогда как «полукровки», жившие в пограничных областях, напротив, отличались криминальными наклонностями — например, Ф. А. Ларсон описывает, как он стал жертвой нападения грабителей прямо на границе Монголии и России[524].

Наряду с традиционными мерами наказания (штрафами, телесными наказаниями, смертной казнью) под китайским влиянием в Северной Монголии стала практиковаться также высылка преступников и их обращение в рабство — в частности, тех, кто предпочитал остаться в родных улусах, пусть даже и несвободным, а не отправляться на чужбину. При этом лишение свободы за преступление могло распространяться и на все семейство преступника[525], что также являлось традиционным принципом китайского уголовного права[526]. Правда, путешественники не уточняют, за какие именно преступления предусматривалось столь суровое наказание.

Я. П. Дуброва в качестве «неотъемлемых» атрибутов власти хошунного князя перечисляет находящиеся при его ставке «острог и орудия для пытки: колодки, плети, палки, ящики, в которые сажают преступников, и цепи»[527]. Дополняет этот перечень Н. М. Ядринцев: «К обстановке ямунной юрты [т. е. ямыня, ставки правителя. — Р. П.] относились и орудия наказания: всюду можно было видеть у входа и среди решеток юрты бамбуковые пластины или линейки, кожаные подошвы, которыми бьют по щекам, мешки с песком, палки в роде вальков для наказания и т. п.»[528]

Соответственно, среди наказаний, характерных для второй половины XIX — начала XX в., исследователи неоднократно упоминают тюремное заключение, которое существовало в нескольких видах. Так, в городах, где пребывали представители китайской администрации (в частности, в Кобдо), имелись тюрьмы, в которых преступников содержали в тяжелых условиях — приковав к стене цепями в неудобных позах. Эти тюрьмы именовались «пун-цзы» и представляли собой квадратные ямы, закрываемые сверху досками; в них нередко опускали до 10 человек[529]. Впрочем, в ряде городов, где власть принадлежала монгольским правителям, тюрьмы нередко пустовали, а цепи в них лежали, покрытые ржавчиной[530]. В хошунах преступников содержали при ямынях — резиденциях местной администрации; из-за этого ямыни обычно располагались отдельно от дворца правителей, чтобы последних не беспокоил шум и крики заключенных[531]. Широко использовалась колодка — «тяжелые квадратные доски с отверстием для головы». Как отмечал известный ученый и путешественник Владимир Афанасьевич Обручев, посетивший Монголию и Китай в 1892–1894 гг., «этот чудовищный воротник, давящий плечи, служил орудием пытки с целью выудить признание, но надевался также и в наказание на недели и месяцы, и осужденный должен был спать и есть в этом наряде»[532]. В некоторых же улусах преступников держали в отдельной юрте, заковывая в цепи, чтобы они не могли сбежать. При этом им в дневное время разрешалось бродить вокруг таких юрт и даже общаться с другими жителями и приезжими[533]. Иногда использовалось и более варварское средство заключения — «мухулэ»: деревянный ящик размером чуть больше туловища человека, в котором имелись отверстия для головы и для отправления естественных потребностей; некоторые преступники в таких ящиках проводили по 3–4 месяца[534]. Преступников не постригали и не брили, в результате они выглядели как нищие, да и вели себя соответственно, обращаясь за подаянием ко всем приближавшимся к месту их заключения[535].

Женщин могли наказывать менее строго, чем мужчин, за то же преступлени. Тогда как если мужчина совершил преступление против личности в отношении женщины, то его, напротив, могли наказать строже, чем если бы от его противоправных действий пострадал мужчина. Женщины могли также ходатайствовать перед князьями о смягчении наказания в отношении членов своей семьи[536].

§ 7. Суд и процесс

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

В книге впервые в отечественной науке предпринимается попытка проанализировать сведения российских и западных путешественников о государственности и праве стран, регионов и народов Центральной Азии в XVIII — начале XX в. Дипломаты, ученые, разведчики, торговцы, иногда туристы и даже пленники имели возможность наблюдать функционирование органов власти и регулирование правовых отношений в центральноазиатских государствах, нередко и сами становясь участниками этих отношений. В рамках исследования были проанализированы записки и рассказы более 200 путешественников, составленные по итогам их пребывания в Центральной Азии. Систематизация их сведений позволила сформировать достаточно подробную картину государственного устройства и правовых отношений в центральноазиатских государствах и владениях.Книга предназначена для специалистов по истории государства и права, сравнительному правоведению, юридической антропологии, историков России, востоковедов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение