Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

Интересны сведения иностранных путешественников о суде и процессе в Монголии цинского периода, из которых можно сделать вывод, что в этой сфере правоотношений монголы поначалу сохраняли значительную степень автономности, но со временем она также все больше урезалась.

Формально каждый монгольский владетельный князь являлся судьей над своими подданными, более серьезные преступления разбирал аймачный сейм (являвшийся также апелляционной инстанцией в отношении решений князей), и только в исключительных случаях дела (о самых опасных преступлениях) передавались уже в Палату внешних сношений[537]. Представители цинской администрации в Монголии длительное время не обладали судебными функциями и приобрели их не ранее начала XIX в.[538] Ю. Клапрот, описывая город Маймачен («китайскую» часть пограничной Кяхты), упоминает, что городской наместник дзаргучи (маньчжур по происхождению) разбирал споры между монголами и китайцами[539]. Согласно Ю. И. Джулиани, дзаргучи вообще «имеет едва ли не неограниченную власть: он может посадить в кандалы или выбить батогами первостатейных Маймачинских купцов»[540]. А. П. Степанов, посетивший Маймачен, когда должность дзаргучи занимал монгол, также отмечает: «Заргучей есть чиновник в Май-ма-чене, которому вверена власть таможенная, полицейская и духовная. Он имеет помощника, разбирает с ним дела торговые, наказывает палками и заключает в колодники [sic! — Р. П.] купцов первостатейных»[541]. Маньчжурские чиновники, рассматривавшие дела с участием монголов, практиковали не только суровые наказания для осужденных преступников, но и могли применять жестокие пытки в отношении подследственных, приказывая «переломить руку или ногу и истязать обвиняемых ужаснейшими пытками»[542]. П. И. Кафаров упоминает о присутствии в Монголии маньчжурских судей при наиболее важных почтовых станциях[543], но ничего не говорит об их компетенции: скорее всего, она распространялась на китайских чиновников, сосланных в Монголию и служивших на почтовых станциях.

Малозначительные же дела монголы предпочитали решать путем досудебного «мирового соглашения», совершенно обоснованно считая, что в таком случае понесут гораздо меньше убытков. О. М. Ковалевский описывает подобную ситуацию, свидетелем которой стал сам: один служитель битикчи обидел чиновника, который пригрозил, что пожалуется начальству; битикчи поспешно приказал своему служителю извиниться перед чиновником и поднести ему табаку, что и было сделано[544]. Авторитет официальных судов в глазах населения характеризуется весьма выразительной фразой одного монгола в разговоре с Э. Р. Гюком и Ж. Габе: «Га, за правосудием к начальству! Это невозможно»[545].

Во второй половине XIX — начале XX в. большинство уголовных дел и многие гражданские споры по-прежнему разбирали сами правители хошунов — дзасаки и их заместители тусалагчи, — руководствовавшиеся при вынесении решений традиционным монгольским правом, которое, однако, к рассматриваемому периоду подверглось некоторым изменениям и дополнениям, соответствующим уровню развития общественных отношений. Примечательно, что изменения в монгольском праве предпринимались не самими монголами, а маньчжурскими властями в рамках особого законодательства для монголов. Китайские процессуальные традиции, связанные с постоянными поборами с участников процесса, в полной мере были восприняты монгольскими князьями-судьями. В. И. Роборовский отмечал: «Все суды у князя кончаются постоянно чуть ли не полным разорением обвиняемого, а иногда и обеих судящихся сторон». В частности, путешественник привел пример о разбирательстве дела одного ламы, который пытался лечить больного, но тот умер: родственники покойного обратились к суду князя, в результате разбирательства которого лама был полностью обобран не только истцами, но и самим судьей[546].

Взяточничество приобрело в Монголии настолько распространенный характер, что тяжущиеся должны были делать подношение судьям даже за вынесение справедливого решения[547]. Впрочем, в условиях все большей интеграции в цинское правовое пространство монголы предпочитали решать свои споры путем мировых соглашений на основе обычного права и лишь в редких случаях обращались в собственные официальные инстанции. Что же касается судов китайских чиновников, то по своей воле монголы к ним старались не обращаться никогда: должно было случиться нечто из ряда вон выходящее, чтобы такой суд состоялся, и тогда китайским судьям полагалось преподносить множество даров, что разоряло не только самих тяжущихся, но и население всего хошуна в целом[548].