Читаем Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в. полностью

Соответственно, использование официальных полномочий и неформальных контактов делало русское влияние весьма важным фактором политико-правовой жизни Бухары, чем пользовались и знавшие об этом иностранцы. Так, Г. Лансделл, отправляясь в Бухару, захватил рекомендательное письмо от русского посольства в Лондоне и генерала М. Г. Черняева, причем, как он вспоминал, русские сами говорили ему, что с письмом от губернатора никаких проблем у него в Бухаре не будет [Lansdell, 1875, p. 128, 160]. Аналогичным образом поступил и американский путешественник Ю. Скайлер, отправившийся в Бухару из Самарканда, «вооружившись» письмом генерала Анненкова [Schuyler, 1877, p. 61]. По словам Д. Добсона, когда бы ни возникали трудности в отношениях с бухарскими властями, было достаточно произнести фамилию русского «посла» (политического агента) Н. В. Чарыкова, который «был более всевластен, чем сам эмир» [Добсон, 2013, с. 138] (см. также: [Skrine, Ross, 1899, p. 382]).

Такая власть de facto политического агентства, в полной мере устраивала российскую администрацию[190]. О. Олуфсен отмечает, что русские даже не пытались реформировать систему управления эмиратом, поскольку существующая была экономичнее и позволяла эффективно проводить преобразования в различных сферах, не встречая противодействия со стороны эмира и его «министров» [Olufsen, 1911, p. 575]. Осталась неприкосновенной и система местного самоуправления, которая, как отмечали иностранные путешественники, даже имела некоторые параллели с русской: аксакалы городов и селений в какой-то мере напоминали «мировые» институты, возникшие в России в результате «Великих реформ» [Curtis, 1911, p. 124].

Российские власти не вмешивались в систему налогообложения, однако ловкие бухарские беки умели пользоваться изменением статуса эмирата в собственных интересах. Они увеличивали налоги с подвластного им населения под предлогом, что должны делать подарки русским чиновникам и офицерам — а если таких подарков не будет, то придут русские войска [Благовещенский, 2005, с. 268–269][191].

Сведения иностранных путешественников, касающиеся экономических изменений в Бухарском эмирате под влиянием «российского фактора», позволяют проследить не только факты, но и эволюцию этих изменений. Прежде всего это касалось русского торгового присутствия в Бухаре. В середине 1870-х годов Г. Лансделл и Ю. Скайлер отмечали, что в эмирате было всего два-три русских торговца [Lansdell, 1875, p. 88; Schuyler, 1877, p. 94–95] (см. также: [Hellwald, 1874, p. 285]). А уже в конце 1880-х годов лорд Керзон писал, что Россия установила в эмирате монополию на торговлю иностранными (даже английскими) товарами, что в Бухаре открылись представительства Императорского русского банка, ряда государственных и частных торговых фирм [Curzon, 1889, p. 189–190]. Вторит ему и Д. Добсон, отмечающий, что после проведения железной дороги русские взяли под контроль всю торговлю Бухары [Добсон, 2013, с. 200].

Путешественники также отмечают, что русские банки и торговые агенты существенно влияли на развитие даже внутренней торговли Бухарского эмирата, а из местных торговцев преуспевали лишь несколько наиболее состоятельных, способных на равных взаимодействовать с представителями имперской экономики [Curzon, 1889, p. 152; Graham, 1916, p. 36; Norman, 1902, p. 294; Olufsen, 1911, p. 230]. Русские компании арендовали в Бухаре недвижимость под торговые конторы, склады, производство тканей и табака [Le Messurier, 1889, p. 176; Olufsen, 1911, p. 497], брали в разработку золотые копи (платя при этом эмиру роялти в размере 5 % от добычи и ренту за пользование землей) [Norman, 1902, p. 295]. Ими было также стимулировано развитие виноделия и виноторговли в Бухаре, а торговля шкурами и мехами (в том числе и ввозившимися в Бухару) осуществлялась через российских дилеров [Norman, 1902, p. 295–296; Skrine, Ross, 1899, p. 382]. Все эти действия никоим образом не регламентировались международно-правовыми актами, а оформлялись на уровне частноправовых договоров, правда, в присущем Востоку порядке: путем издания бухарским эмиром соответствующих указов-ярлыков[192]. Даже сам эмир вложил 9 тыс. руб. в создание в Бухаре телеграфа (плюс 3 тыс. руб. зарплаты его работникам); при этом он имел по 10 коп. с каждого слова, однако немало терял при обмене русской валюты на местную [Le Messurier, 1889, p. 164].

Перейти на страницу:

Похожие книги

Синто
Синто

Слово «синто» составляют два иероглифа, которые переводятся как «путь богов». Впервые это слово было употреблено в 720 г. в императорской хронике «Нихонги» («Анналы Японии»), где было сказано: «Император верил в учение Будды и почитал путь богов». Выбор слова «путь» не случаен: в отличие от буддизма, христианства, даосизма и прочих религий, чтящих своих основателей и потому называемых по-японски словом «учение», синто никем и никогда не было создано. Это именно путь.Синто рассматривается неотрывно от японской истории, в большинстве его аспектов и проявлений — как в плане структуры, так и в плане исторических трансформаций, возникающих при взаимодействии с иными религиозными традициями.Японская мифология и божества ками, синтоистские святилища и мистика в синто, демоны и духи — обо всем этом увлекательно рассказывает А. А. Накорчевский (Университет Кэйо, Токио), сочетая при том популярность изложения материала с научной строгостью подхода к нему. Первое издание книги стало бестселлером и было отмечено многочисленными отзывами, рецензиями и дипломами. Второе издание, как водится, исправленное и дополненное.

Андрей Альфредович Накорчевский

Востоковедение
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века
Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников. Монголия XVII — начала XX века

В книге впервые в отечественной науке исследуются отчеты, записки, дневники и мемуары российских и западных путешественников, побывавших в Монголии в XVII — начале XX вв., как источники сведений о традиционной государственности и праве монголов. Среди авторов записок — дипломаты и разведчики, ученые и торговцы, миссионеры и даже «экстремальные туристы», что дало возможность сформировать представление о самых различных сторонах государственно-властных и правовых отношений в Монголии. Различные цели поездок обусловили визиты иностранных современников в разные регионы Монголии на разных этапах их развития. Анализ этих источников позволяет сформировать «правовую карту» Монголии в период независимых ханств и пребывания под властью маньчжурской династии Цин, включая особенности правового статуса различных регионов — Северной Монголии (Халхи), Южной (Внутренней) Монголии и существовавшего до середины XVIII в. самостоятельного Джунгарского ханства. В рамках исследования проанализировано около 200 текстов, составленных путешественниками, также были изучены дополнительные материалы по истории иностранных путешествий в Монголии и о личностях самих путешественников, что позволило сформировать объективное отношение к запискам и критически проанализировать их.Книга предназначена для правоведов — специалистов в области истории государства и права, сравнительного правоведения, юридической и политической антропологии, историков, монголоведов, источниковедов, политологов, этнографов, а также может служить дополнительным материалом для студентов, обучающихся данным специальностям.В формате PDF A4 сохранён издательский дизайн.

Роман Юлианович Почекаев

Востоковедение