Соответственно, использование официальных полномочий и неформальных контактов делало русское влияние весьма важным фактором политико-правовой жизни Бухары, чем пользовались и знавшие об этом иностранцы. Так, Г. Лансделл, отправляясь в Бухару, захватил рекомендательное письмо от русского посольства в Лондоне и генерала М. Г. Черняева, причем, как он вспоминал, русские сами говорили ему, что с письмом от губернатора никаких проблем у него в Бухаре не будет [Lansdell, 1875, p. 128, 160]. Аналогичным образом поступил и американский путешественник Ю. Скайлер, отправившийся в Бухару из Самарканда, «вооружившись» письмом генерала Анненкова [Schuyler, 1877, p. 61]. По словам Д. Добсона, когда бы ни возникали трудности в отношениях с бухарскими властями, было достаточно произнести фамилию русского «посла» (политического агента) Н. В. Чарыкова, который «был более всевластен, чем сам эмир» [Добсон, 2013, с. 138] (см. также: [Skrine, Ross, 1899, p. 382]).
Такая власть de facto политического агентства, в полной мере устраивала российскую администрацию[190]
. О. Олуфсен отмечает, что русские даже не пытались реформировать систему управления эмиратом, поскольку существующая была экономичнее и позволяла эффективно проводить преобразования в различных сферах, не встречая противодействия со стороны эмира и его «министров» [Olufsen, 1911, p. 575]. Осталась неприкосновенной и система местного самоуправления, которая, как отмечали иностранные путешественники, даже имела некоторые параллели с русской: аксакалы городов и селений в какой-то мере напоминали «мировые» институты, возникшие в России в результате «Великих реформ» [Curtis, 1911, p. 124].Российские власти не вмешивались в систему налогообложения, однако ловкие бухарские беки умели пользоваться изменением статуса эмирата в собственных интересах. Они увеличивали налоги с подвластного им населения под предлогом, что должны делать подарки русским чиновникам и офицерам — а если таких подарков не будет, то придут русские войска [Благовещенский, 2005, с. 268–269][191]
.Сведения иностранных путешественников, касающиеся экономических изменений в Бухарском эмирате под влиянием «российского фактора», позволяют проследить не только факты, но и эволюцию этих изменений. Прежде всего это касалось русского торгового присутствия в Бухаре. В середине 1870-х годов Г. Лансделл и Ю. Скайлер отмечали, что в эмирате было всего два-три русских торговца [Lansdell, 1875, p. 88; Schuyler, 1877, p. 94–95] (см. также: [Hellwald, 1874, p. 285]). А уже в конце 1880-х годов лорд Керзон писал, что Россия установила в эмирате монополию на торговлю иностранными (даже английскими) товарами, что в Бухаре открылись представительства Императорского русского банка, ряда государственных и частных торговых фирм [Curzon, 1889, p. 189–190]. Вторит ему и Д. Добсон, отмечающий, что после проведения железной дороги русские взяли под контроль всю торговлю Бухары [Добсон, 2013, с. 200].
Путешественники также отмечают, что русские банки и торговые агенты существенно влияли на развитие даже внутренней торговли Бухарского эмирата, а из местных торговцев преуспевали лишь несколько наиболее состоятельных, способных на равных взаимодействовать с представителями имперской экономики [Curzon, 1889, p. 152; Graham, 1916, p. 36; Norman, 1902, p. 294; Olufsen, 1911, p. 230]. Русские компании арендовали в Бухаре недвижимость под торговые конторы, склады, производство тканей и табака [Le Messurier, 1889, p. 176; Olufsen, 1911, p. 497], брали в разработку золотые копи (платя при этом эмиру роялти в размере 5 % от добычи и ренту за пользование землей) [Norman, 1902, p. 295]. Ими было также стимулировано развитие виноделия и виноторговли в Бухаре, а торговля шкурами и мехами (в том числе и ввозившимися в Бухару) осуществлялась через российских дилеров [Norman, 1902, p. 295–296; Skrine, Ross, 1899, p. 382]. Все эти действия никоим образом не регламентировались международно-правовыми актами, а оформлялись на уровне частноправовых договоров, правда, в присущем Востоку порядке: путем издания бухарским эмиром соответствующих указов-ярлыков[192]
. Даже сам эмир вложил 9 тыс. руб. в создание в Бухаре телеграфа (плюс 3 тыс. руб. зарплаты его работникам); при этом он имел по 10 коп. с каждого слова, однако немало терял при обмене русской валюты на местную [Le Messurier, 1889, p. 164].