Государство и право в Центральной Азии глазами российских и западных путешественников XVIII — начала XX в.

Казалось, это влияние сразу же после похода на Хиву под руководством туркестанского генерал-губернатора К. П. фон Кауфмана в 1873 г. окажется весьма значительным — ведь речь шла ни более ни менее как о коренном преобразовании высших органов власти ханства. Мы имеем в виду образование и деятельность так называемого государственного совета, или «дивана», в состав которого были включены три русских офицера, один русско-подданный мусульманин из Ташкента и три хивинских сановника, а председателем считался сам хан Мухаммад-Рахим II. По мнению и русских членов совета, и других очевидцев, деятельность этого совета, несмотря на ее кратковременность (он просуществовал около трех месяцев летом 1873 г., фактически действуя лишь в течение июня — начала июля), оказала положительное влияние на статус хана и ситуацию в ханстве. Во-первых, его созданием туркестанский генерал-губернатор К. П. фон Кауфман продемонстрировал, что не планирует свергать хана и присоединять Хиву к России. Во-вторых, совет принимал решения, позволившие стабилизировать ситуацию в ханстве и обеспечить доверие регионов к центральной власти, тем самым усилив ее. Наконец, в-третьих, регулярное привлечение хана к деятельности этого органа[205] позволило ему осознать свой статус и свои обязанности, которые ранее он практически полностью перепоручил всесильному диван-беги Мухаммад-Мураду, и наконец взять власть в собственные руки [Гродеков, 1883, с. 272–275; Мак-Гахан, 1875, с. 204–206; Хорошхин, 1876а, с. 477–481]. Таким образом, следствием завоевания Хивы русскими войсками и установления российского протектората над ханством стало укрепление статуса хана и централизация власти.

Подкрепляло отныне положение хана и то, что он теперь, как вассал российского императора, имел не только обязанности, но и права — в частности, прибегать к помощи русского оружия для подавления мятежей и выступлений против его власти. Естественно, в таких условиях он с готовностью признавал себя «музафат-факим», тем самым приравнивая себя к имперским администраторам во главе территориальных единиц на левом берегу Амударьи, который отошел к России также по условиям договора 1873 г. [Стеткевич, 1892, с. 192].

С установлением российского протектората большие надежды связывали персы-рабы, которых по условиям русско-хивинского договора предполагалось освободить и вернуть на родину [Сыроватский, 1874, с. 159]. Правда, как отмечалось участниками событий 1873 г., само заключение договора и издание 12 июня ханом специального указа-фирмана о том, что рабство в Хиве отменяется, оставило их равнодушными, поскольку они посчитали себя свободными сразу же, как только русские вступили на территорию ханства, т. е. еще в мае. Более того, сочтя себя свободными и находящимися под покровительством России, они стали самовольно покидать своих хозяев и в некоторых случаях даже предпринимали попытки расправиться с ними [Гродеков, 1883, с. 278–279] (см. также: [Терентьев, 1906, с. 263]). Неудивительно, что хан вместе с советом поспешил издать соответствующий указ, хотя К. П. фон Кауфман рекомендовал ему не торопиться и все обдумать [Мак-Гахан, 1875, с. 205].

Российское влияние способствовало также отмене ряда ограничений в отношении национальных и религиозных меньшинств. В частности, если еще в конце XIX в. евреев в ханстве практически не было, то теперь они стали приезжать для ведения дел даже из Бухары [Афанасьев, 1915, с. 17].

Ряд иностранцев, которые, мягко говоря, не приветствовали усиление контроля Российской империей над Центральной Азии в ущерб британским интересам, склонны видеть в российском влиянии больше отрицательных, чем положительных черт. Так, британский офицер Ф. Барнеби, умудрившийся, несмотря на запрет российской администрации, на несколько дней пробраться в Хиву в 1875 г., в своих записках несколько раз упомянул, что хан платит дань русскому царю, что заставляет его облагать дополнительными налогами своих подданных, в результате чего средний сбор с кибитки в хивинских владениях составляет 11 руб., тогда как русско-подданные кочевники на другом берегу Амударьи платят лишь 4 руб. Соответственно, хивинцы не расположены к своим завоевателям [Burnaby, 1876, p. 273, 307, 315]. Вторит ему и швейцарец А. Мозер, который связывает обеднение хивинских подданных с огромной контрибуцией, наложенной русскими на Хиву [Moser, 1885, p. 281–282]. Еще один англичанин, Р. Джефферсон, побывавший в Хиве в самом конце XIX в., также описывает ханство как государство, пребывающее в упадке, приводя при этом целый ряд причин: отторжение Россией хивинских территорий, наложение огромной контрибуции, проведение железной дороги в обход Хивы, что лишило ее статуса транзитного центра и проч. [Jefferson, 1900, p. 274–276].