Государство строгого режима. Внутри китайской цифровой антиутопии

Она ехала в гости к семье на автобусе, когда водитель остановился у полицейского поста. Полицейские приказали пассажирам выйти наружу и целенаправленно проверили документы уйгуров, отсканировав их при помощи смартфонов.

«Зачем направляетесь в город?» – спрашивали полицейские у каждого пассажира. Дважды они проверили весь багаж. Тогда Майсем не придала этому особого значения. Эти действия были частью официальной полицейской кампании под названием «Жесткий удар», направленной на выявление потенциальных преступников, якобы одержимых тремя пороками – терроризмом, сепаратизмом и экстремизмом. Конечно, атмосфера в Синьцзяне сейчас другая, подумала Майсем. Но кампании под подобными лозунгами проводились на протяжении почти двух десятилетий, начиная с 1996 года, когда правительство запустило первую операцию «Жесткий удар», чтобы разобраться с контрабандой наркотиков и преступными группировками. Ей казалось, что и нынешняя кампания, пусть и доставив определенный дискомфорт, тоже закончится.

«У меня не было неприятных стычек с полицией. Они быстро проверяли меня и разрешали пройти через контрольно-пропускные пункты. Помогало то, что я была из уважаемой семьи», – рассказывала Майсем.

Но со временем простая поездка на машине или прогулка стали психологическим бременем. Майсем останавливали на каждом пропускном пункте. Через месяц она почувствовала невероятную душевную усталость.

«В таком мире, – объясняла она, – ты все больше закрываешься в себе: не хочешь ни с кем разговаривать, не хочешь встречаться с людьми и никому не доверяешь».

Город постепенно опустел: никто не рисковал появляться на улицах, опасаясь нападок со стороны полиции. Вскоре единственными уважительными причинами для выхода из дома в том году стали «необходимые поездки» – в школу, на работу, в продуктовый магазин или к родственникам. Синьцзян попал в своеобразную изоляцию в стиле коронавирусного локдауна, за исключением того, что вирусом был обременительный государственный надзор.

Однажды Майсем с родителями приехали на заправку. Снаружи стояли вооруженные охранники и наблюдали за ними, высматривая любые резкие движения или подозрительное поведение, хотя невозможно было понять, какое поведение считалось подозрительным. Мать просканировала свой ID. У Майсем сложилось впечатление, что власти внедряют для жителей Синьцзяна грубую, еще сырую рейтинговую систему, отражающую степень социальной благонадежности на основе факторов вроде принадлежности к уйгурскому этносу, отсутствия работы или наличия родственников за рубежом. Майсем жила в Турции, что могло негативно сказаться на рейтинге ее семьи.

Если Майсем или члены ее семьи отсканируют свои удостоверения личности и система признает их неблагонадежными, им будет отказано в праве купить бензин. Более того, полиция обладала полномочиями принять такое решение на свое усмотрение. «Это вызывало тревогу», – рассказывала девушка.

Полицейские появлялись на встречах Майсем с родственниками и на местных вечеринках, где она бывала с друзьями: проверяли документы, подозрительно оглядывали всех присутствующих и уходили, даже не объясняя причин досмотра. Это была беззастенчивая слежка; топорное, но непрерывное устрашение. К середине лета даже мать Майсем, всегда более свободолюбивая из двух ее родителей, советовала дочери не встречаться с друзьями слишком часто и не засиживаться на встречах допоздна.

«Оставайся дома, – предостерегала она. – Власти не доверяют нам».

Но Майсем не желала становиться затворницей. В августе 2014 года она надела на свадьбу подруги хиджаб – символ ислама, в который она обратилась за годы жизни в Пекине. Охранник остановил ее у двери в зал, где проходила церемония.

«Сними свой хиджаб, – велел он. – С ума сошла?»

«Ты не можешь так одеваться, – сказал ей в тот вечер отец, узнав об этом эпизоде. – Только привлечешь лишнее внимание…»

В семье установили новое правило: выходя на улицу, они не надевают традиционную одежду, поскольку она может спровоцировать полицию. Взамен Майсем настоятельно убеждали носить одежду неестественных оттенков ярко-красного и розового, которые ей совсем не нравились, зато считались изысканными, женственными и придающими ей вид «утонченной дамы». Еще родители настаивали, чтобы она улыбалась полицейским, которые почти всегда были мужчинами. Улыбка и яркое, обтягивающее красное платье были верным способом избежать неприятностей. «Люди говорили мне, что я выгляжу прекрасно», – вспоминала Майсем. Но, бегая по городу по своим делам или заглядывая в продуктовый магазин и аптеку по поручению родителей, она думала: «Это не имеет ко мне никакого отношения. Я не такая».