Читаем Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья полностью

Биритуальный погребальный обряд Черняховского населения, в особенности трупосожжения, безусловно, свидетельствует о его языческих верованиях. Следует заметить, что биритуализм Черняховской культуры — явление для Европы римского времени не уникальное, а скорее обычное. Само по себе, использование носителями одной культуры различных форм погребальной обрядности, в том числе столь различных, как ингумации и кремации, характерно для переходных постпервобытных обществ[1291]. Могильники, содержащие как кремации, так и ингумации были известны у германцев еще до нашей эры[1292]. Но тот факт что население, проживавшее на одном поселении, придерживалось разных погребальных традиций, скорее всего, указывает на существенные различия в мировоззрении отдельных, составляющих его групп.

По мнению ряда исследователей, выбор обряда захоронения — кремации или ингумации — был обусловлен дохристианскими представлениями готов о посмертном существовании[1293]. По предположении Р. Хахмана, кремации могли быть изначально связаны с культом древнего германского бога Тиу (“Tiu”/“Ziu”), а ингумации — с Одином (“Woden”/“Wodan”)[1294]. Правда, распространение обычая трупосожжения более поздняя скандинавская традиция связывала именно с установлениями Одина[1295]. Как бы то ни было, смена богов и ритуалов могла произойти только в случае глубоких социальных сдвигов в обществе, с развитием института военного предводительства и захватнических войн[1296]. На территории Германии со II по VI в. по неясным до конца причинам происходит постепенный переход от древнего обряда кремации к повсеместному господству ингумаций[1297]. Его нельзя связывать с распространением христианской традиции ингумаций, т.к. он появляется за долго до принятия религии Христа готами и другими варварами.

Подобное явление наблюдается и в Черняховской культуре, где кремации чаще встречаются в ранних погребениях, тогда как ближе к её финалу устанавливается господство обряда ингумации при сохранении определенной доли кремаций[1298]. В связи с этим напомним, что у некоторых восточногерманских народов, традиция сожжения покойника сохранялась очень долго. Так Прокопий Кесарийский при описании погребального обычая племени герулов, специально отметил, что таковым он был в древности: «...Навалив большую и высотную кучу дров и положив этого человека на самый ее вверх <...> поджигают всю кучу дров, начиная с самого низу. Когда костер потухнет, они, собрав кости, тотчас же предают их земле» (Ргосор., Bell. Goth., 11.14). Поэтому, может быть, обряд сожжения в Черняховских могильниках связан не только и не столько с собственно готской — (для вельбарской культуры более характерны ингумации), а с герульской или вандальской (пшеворской) погребальной традициями. В этом плане интересно, что гот. глагол “(ga) filhan” — «погребать» имел исходное значение с глаголом «прятать», «зарывать в землю» (ср. рус. «хоронить»), что явно указывает на первичность для готов именно обряда ингумации[1299].

По данным языкознания у готов, как и у многих других индо-европейских народов, реконструируется трехчастная модель мира. Мир живых людей — это “midjungards”, букв. «срединное место обитания». Для обозначения верхнего мира в языке готов практически ничего не осталось, если не считать того, что в Библии Вульфилы (при переводе 2 Кор 12:4) христианское понятие «рая» передавалось гот. “waggs” — «луг»[1300]. Для обозначения подземного или загробного мира готами издревле употреблялось слово “halja” — букв, «укрытие» (др.-исл. “Hel”), после принятия христианства ставшее обозначением «царства мертвых», ада[1301]. Скорее всего, такое представление о посмертной судьбе было свойственно той части населения, которая практиковала обряд ингумации. Наоборот, в кремациях с оружием как обряде перехода в «мир иной», вероятно, находили отражение совсем другие религиозные представления, связанные с верой в пребывание умерших в верхнем, «небесном» царстве мертвых[1302]. Последнее, скорее всего, представлялось райским лугом (“waggs”). Лингвистами установлено, что у готов существовало представление об умирании как горении — “ga-swiltan[1303]. Заметим, что, не смотря на довольно широко распространенный обычай трупосожжения, у древних германцев, в отличие от других индоевропейских народов, огонь никогда не почитался как божество [1304]. Однако в древнегерманской эсхатологии был развит образ «огня смерти»[1305].

Перейти на страницу:

Все книги серии Mediaevalia: средневековые литературные памятники и источники

Бременский Адам и др. Славянские хроники
Бременский Адам и др. Славянские хроники

В книге собраны три хроники: Адама Бременского «Деяния архиепископов Гамбургской церкви», Гельмольда из Босау «Славянская хроника» и Арнольда Любекского с тем же названием. Вместе они представляют непрерывную летопись событий на протяжении более чем трех столетий на одной и той же территории (на севере нынешней Германии) и являются важными источниками по истории, культуре, быту южнобалтийских славян и их борьбе против немецкой экспансии.Хроника Адама Бременского («Деяния архиепископов...») впервые издается целиком в новом переводе, «Славянская хроника» Арнольда Любекского на русском языке публикуется впервые.Для студентов гуманитарных специальностей вузов, научных работников, а также широкого круга любителей истории.

Адам Бременский , Арнольд Любекский , Гельмольд из Босау

Европейская старинная литература
Лев Марсиканский, Петр Дьякон. Хроника Монтекассино. В 4 книгах
Лев Марсиканский, Петр Дьякон. Хроника Монтекассино. В 4 книгах

Монастырь на горе Кассино был основан в 530 г. знаменитым родоначальником западного монашества святым Бенедиктом Нурсийским и стал первым монастырем будущего ордена бенедиктинцев. «Хроника монастыря Монтекассино» является первоклассным историческим источником. Лев Марсиканский начал хронику с биографии основателя монастыря, а его продолжатель Петр Дьякон завершил ее на 1138 г. Оба насельника являлись лучшими знатоками хранящихся в библиотеке кодексов (монастырь Монтекассино славится своей крупнейшей и ценнейшей в Европе коллекцией античной и раннехристианской литературы).В хронике отражены все важнейшие события политической и церковной жизни Европы за охватываемый период.Для широкого круга любителей истории.

Лев Марсиканский , Пётр Дьякон

Католицизм

Похожие книги

1991. Хроника войны в Персидском заливе
1991. Хроника войны в Персидском заливе

Книга американского военного историка Ричарда С. Лаури посвящена операции «Буря в пустыне», которую международная военная коалиция блестяще провела против войск Саддама Хусейна в январе – феврале 1991 г. Этот конфликт стал первой большой войной современности, а ее планирование и проведение по сей день является своего рода эталоном масштабных боевых действий эпохи профессиональных западных армий и новейших военных технологий. Опираясь на многочисленные источники, включая рассказы участников событий, автор подробно и вместе с тем живо описывает боевые действия сторон, причем особое внимание он уделяет наземной фазе войны – наступлению коалиционных войск, приведшему к изгнанию иракских оккупантов из Кувейта и поражению армии Саддама Хусейна.Работа Лаури будет интересна не только специалистам, профессионально изучающим историю «Первой войны в Заливе», но и всем любителям, интересующимся вооруженными конфликтами нашего времени.

Ричард С. Лаури

Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / История / Прочая справочная литература / Военная документалистика / Прочая документальная литература
Адмирал Ее Величества России
Адмирал Ее Величества России

Что есть величие – закономерность или случайность? Вряд ли на этот вопрос можно ответить однозначно. Но разве большинство великих судеб делает не случайный поворот? Какая-нибудь ничего не значащая встреча, мимолетная удача, без которой великий путь так бы и остался просто биографией.И все же есть судьбы, которым путь к величию, кажется, предначертан с рождения. Павел Степанович Нахимов (1802—1855) – из их числа. Конечно, у него были учителя, был великий М. П. Лазарев, под началом которого Нахимов сначала отправился в кругосветное плавание, а затем геройски сражался в битве при Наварине.Но Нахимов шел к своей славе, невзирая на подарки судьбы и ее удары. Например, когда тот же Лазарев охладел к нему и настоял на назначении на пост начальника штаба (а фактически – командующего) Черноморского флота другого, пусть и не менее достойного кандидата – Корнилова. Тогда Нахимов не просто стоически воспринял эту ситуацию, но до последней своей минуты хранил искреннее уважение к памяти Лазарева и Корнилова.Крымская война 1853—1856 гг. была последней «благородной» войной в истории человечества, «войной джентльменов». Во-первых, потому, что враги хоть и оставались врагами, но уважали друг друга. А во-вторых – это была война «идеальных» командиров. Иерархия, звания, прошлые заслуги – все это ничего не значило для Нахимова, когда речь о шла о деле. А делом всей жизни адмирала была защита Отечества…От юности, учебы в Морском корпусе, первых плаваний – до гениальной победы при Синопе и героической обороны Севастополя: о большом пути великого флотоводца рассказывают уникальные документы самого П. С. Нахимова. Дополняют их мемуары соратников Павла Степановича, воспоминания современников знаменитого российского адмирала, фрагменты трудов классиков военной истории – Е. В. Тарле, А. М. Зайончковского, М. И. Богдановича, А. А. Керсновского.Нахимов был фаталистом. Он всегда знал, что придет его время. Что, даже если понадобится сражаться с превосходящим флотом противника,– он будет сражаться и победит. Знал, что именно он должен защищать Севастополь, руководить его обороной, даже не имея поначалу соответствующих на то полномочий. А когда погиб Корнилов и положение Севастополя становилось все более тяжелым, «окружающие Нахимова стали замечать в нем твердое, безмолвное решение, смысл которого был им понятен. С каждым месяцем им становилось все яснее, что этот человек не может и не хочет пережить Севастополь».Так и вышло… В этом – высшая форма величия полководца, которую невозможно изъяснить… Перед ней можно только преклоняться…Электронная публикация материалов жизни и деятельности П. С. Нахимова включает полный текст бумажной книги и избранную часть иллюстративного документального материала. А для истинных ценителей подарочных изданий мы предлагаем классическую книгу. Как и все издания серии «Великие полководцы» книга снабжена подробными историческими и биографическими комментариями; текст сопровождают сотни иллюстраций из российских и зарубежных периодических изданий описываемого времени, с многими из которых современный читатель познакомится впервые. Прекрасная печать, оригинальное оформление, лучшая офсетная бумага – все это делает книги подарочной серии «Великие полководцы» лучшим подарком мужчине на все случаи жизни.

Павел Степанович Нахимов

Биографии и Мемуары / Военное дело / Военная история / История / Военное дело: прочее / Образование и наука
100 великих литературных героев
100 великих литературных героев

Славный Гильгамеш и волшебница Медея, благородный Айвенго и двуликий Дориан Грей, легкомысленная Манон Леско и честолюбивый Жюльен Сорель, герой-защитник Тарас Бульба и «неопределенный» Чичиков, мудрый Сантьяго и славный солдат Василий Теркин… Литературные герои являются в наш мир, чтобы навечно поселиться в нем, творить и активно влиять на наши умы. Автор книги В.Н. Ерёмин рассуждает об основных идеях, которые принес в наш мир тот или иной литературный герой, как развивался его образ в общественном сознании и что он представляет собой в наши дни. Автор имеет свой, оригинальный взгляд на обсуждаемую тему, часто противоположный мнению, принятому в традиционном литературоведении.

Виктор Николаевич Еремин

История / Литературоведение / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии