Готланд Эрманариха: остроготы в Восточной Европе на рубеже Древности и Средневековья

Об идолопоклонстве готов свидетельствует и позднеантичная литературная традиция. Савва Готский, будучи христианином, осуждал и попрекал своих односельчан-идолопоклонников (Passio, II. 1). Во время преследования христиан везиготский судья Атанарих повелел возить на повозке по всей стране «нечто подобное изображению бога» и приносить ему жертвы. Это деревянный идол мог олицетворять главного предка везиготов[1320]. О языческих жертвоприношениях в готской деревне в 372 г. упоминается в «Страстях св. Саввы Готского»: «В другой раз, когда время суда было передвинуто, как это обычно делается у готов, некоторые из язычников из той же самой деревни собирались при вознесении жертвоприношений богам поклясться преследователям, что в их селении нет ни одного христианина» (III.1.3). Исследователи германской языческой традиции усматривают в самой казни Саввы через утопление в реке древний ритуал жертвоприношения воде[1321].

Известны готские языческие праздники, которые назывались словом “*dulþs”[1322]. Они начинались с жертвоприношений и включали пиры, во время которых ели священное мясо принесенных в жертву животных. Социальная функция пиршества в жизни варварского общества хорошо раскрыта А.Я. Гуревичем: «Совместное поглощение пищи и напитков имело в сознании этих людей глубокий общественный, религиозный и моральный смысл; между сотрапезниками устанавливались дружественные связи, изглаживалась вражда <...> Мир в представлении варваров, очевидно, равноценен пиру»[1323].

Помимо веры в языческих богов, которым ставили идолы, в готском языке сохранились свидетельства о божествах низшего уровня. Это так называемые “skohsl” — «чудища»[1324]. Этимология этого слова не ясна, но оно употреблялось в значении «злой дух» (греч. “δαίμων” — «бес»), в отличие от “ahma” — «дух» от готской основы со значением «разум»[1325]. Жертвоприношения демонам позднее преследовались «Вестготской правдой»: «Колдуны, или призыватели бурь, которые какими-либо заклинаниями насылают град на виноградники и нивы, или те, кто мутит умы людей вызыванием демонов, или же те, кто творит ночные жертвоприношения демонам <...> пусть получат публично двести ударов бичом...» (6.2.4).

В Библии Вульфилы, впитавшей значительный пласт языческой лексики, алтарь обозначался словом “hunslastajw” — «жертвенное место» (от “hunsl” — «жертва»)[1326]. Существовало специальное выражение “hunsla saljan” — «приносить жертву». В том же источнике сохранилось исконное готское обозначение подобных культовых мест — “alhs”, которое обычно переводят как «храм»[1327]. Однако этимология этого слова и его параллели в других древних германских языках свидетельствуют, что изначально оно обозначало укромное, защищенное место в лесу или на горе. Поэтому позже для обозначения христианского храма в готском языке появилось слово “aikklesjo”, заимствованное из греческого литургического языка.

К сожалению, мы многого не знаем о готском язычестве, в том числе состав готского пантеона. Но имеющиеся данные позволяют считать большую часть остроготского и везиготского населения до конца IV в. язычниками. Старое язычество долго держалось среди готской знати даже после переселения на земли Империи. Так, например, король остроготов Радагайс вначале V в. оставался приверженцем культа идолов (Isidor., Hist. Goth., 14).

Институт жречества

Исследованные Черняховские святилища представляли собой языческие капища, о которых заботились жрецы. Недавно готское языческое капище было открыто на вельбарском поселении Хринники на Волыни. На алтаре и вокруг него были найдены кости человека, коня, вепря и двух собак[1328]. В языке «Готской Библии» сохранилось гот. слово “gudja” — «жрец», позже оно стало обозначать священнослужителя вообще, в том числе, христианского священника[1329]. Это слово известно и по руническим надписям в форме “gudija”[1330]. Сохранился и другой религиозный готский термин “weiha” (от гот. “weihs” — «посвященный»)[1331] для обозначения одного из жрецов, совершавших ритуал в языческом храме[1332]. Возможно, о готских языческих жрецах свидетельствует рассказ Евнапия о переходе готов через Дунай: «Каждый род готов вывез с собой из родины отечественную святыню и служащих ей священников и священниц, <...> между тем хранили они твердо и неизменно тайны отечественной веры в глубокой непроницаемости» (Eunap., 56).