Говори

Шиван:

– Да это просто слухи.

Эмили:

– Красавец – это факт. Богач – это факт. Немножко опасный и вчера вечером мне звонил – тоже факт.

Шиван:

– По слухам, спит со всем, что движется.

Челюсти у меня слипаются окончательно.

Эмили:

– А я в это не верю. Слухи распространяют те, кому завидно. Привет, Энди. Всем еды принес?

Как будто Князь Тьмы раскинул над столом свою мантию. Свет померк. Меня трясет. Энди стоит у меня за спиной и флиртует с Эмили. Я наваливаюсь на стол, только чтобы быть от него подальше. Стол пилит меня напополам. Губы у Эмили двигаются, свет флуоресцентных ламп блестит на зубах. Другие девчонки подтягиваются к ней поближе, впитывают Лучи Обаяния. Видимо, все говорят, я чувствую вибрацию где-то в глубинах позвоночника, будто от сабвуфера. Слов не слышу.

Он перебирает пальцами мои волосы, завязанные в хвост. Эмили щурится. Я бормочу какую-то чушь и убегаю в туалет. Вываливаю обед в унитаз, умываю лицо ледяной водой, текущей из горячего крана. Хезер не идет меня искать.

Искусство мрака

Небо из цементной плиты низко нависает над головами. В каком направлении восток? Я так давно не видела солнца, что уже и не вспомнишь, какое оно. Из нижних ящиков шкафа выползают водолазки. Глаза водолазов смотрят с зимней одежды. Кого-то из одноклассников нам не видать до весны.

У мистера Фримена неприятности. Серьезные. Когда школьный совет срезал ему бюджет на канцелярию, он перестал вести документацию. Его на этом застукали. Учителя подали оценки за вторую четверть, у мистера Фримена оказалось 210 «А». Кто-то почуял неладное. Возможно, секретарша.

Что теперь – его вызовут к Директору Директору и впишут выговор в Учетную Карточку? Он перестал работать над своей картиной – а мы уже решили, что получится просто потрясающее, переворачивающее душу произведение искусства, которое потом продадут с аукциона за миллион долларов. В классе холодно, лицо у мистера Фримена в серо-багровых тонах. Если бы он не был так расстроен, я бы спросила, как называется такой цвет. Но он просто сидит на табуретке, синеватая шкурка, которую сбросил сверчок.

С ним никто не разговаривает. Мы дуем на пальцы, чтобы их обогреть, а потом лепить, рисовать, или красить, или – в моем случае – вырезать. Я взялась за новое клише. Последнее мое дерево выглядело так, будто зачахло от грибковой инфекции, – а это совсем не то впечатление, которого я добивалась. От холода линолеум тверже обычного. Погружаю в него штихель, веду, пытаясь прочертить контур древесного ствола.

Но вместо этого прочерчиваю линию своего большого пальца и разрезаю его. Чертыхаюсь, засовываю палец в рот. Все на меня смотрят, вытаскиваю палец. Подбегает мистер Фримен с коробкой салфеток. Порез неглубокий, я трясу головой, когда он спрашивает, не сходить ли мне в медкабинет. Он споласкивает мой штихель под раковиной, посыпает отбеливателем. Какое-то требование по борьбе со СПИДом. Чистый обеззараженный штихель он несет обратно к моему столу, но застревает перед своей картиной. Он ее пока не закончил. Правый нижний угол пуст. Лица у заключенных зловещие – от них глаз не оторвать. Не хотела бы я, чтобы такое висело у меня над диваном. Вдруг возьмет ночью и оживет.

Мистер Фримен делает шаг назад, как будто только что увидел в собственной картине что-то новое. Кромсает полотно моим штихелем, уничтожая его с длинным шершавым звуком, от которого весь класс дружно втягивает воздух.

Мои отметки

Третья четверть

Вомбату крышка

Вомбат накрылся. Кворум не собрали, голосование не состоялось. Нынче с утра Директор Директор сделал объявление. Сказал, что даже шершни лучше отражают дух нашей школы, чем какое-то там заграничное сумчатое, плюс на маскот вомбата уйдет уйма денег из бюджета на выпускной. Мы «Шершни» – и все тут.

Старшие совершенно согласны. Они ж потом в глаза никому не смогут посмотреть, если их выпускной перенесут из танцевального зала в отеле «Холидей-инн» в школьный спортзал. Что они, первоклашки ка- кие-то?

Наши чирлидерши придумывают дурацкие песенки с жужжанием в конце. По-моему, это чушь собачья. Так и представляю себе, как команды соперников явятся с гигантскими мухобойками и банками репеллента, сделанными из папье-маше, – и будут нас уничи- жать.

У меня на шершней аллергия. Один укус – и вся кожа идет волдырями, а горло распухает.

Холодная погода и автобусы

Я пропустила автобус, потому что, когда прозвонил будильник, было слишком темно. Мне нужны часы, которые будут включать лампочку в 300 ватт, когда мне пора вставать. Ну петух тоже сойдет.

Сообразив, что уже поздно, решаю не торопиться. Чего переживать-то? Маман спускается вниз, а я там читаю юмористическую страницу в газете и ем овсянку.

Маман:

– Опять на автобус опоздала.

Я киваю.

Маман:

– Думаешь, я тебя опять отвезу.

Еще кивок.

Маман:

– Сапоги надень. Пешком далеко, а вчера опять снег шел. Я и так опаздываю.